Ну, наверное, время рассказать и о монахах, о том, какими видел их я. Первое, что нужно понимать, у монахов, как и у военных, есть регалии и знаки отличия. У монашеских чинов десятки названий – от послушника, который имеет право носить только черный подрясник и вкалывает в огороде, до архимандрита, который наряжен, как новогодняя елка, и важен, как генерал. Честь старшему по званию монахи, конечно, не отдают, но руки целуют. И кроме того, я наблюдал странное действо, значение которого сразу не понял, пришлось расспрашивать.

Встретив какого-нибудь важного и длиннобородого монаха,  другой, видимо, находящийся на низшей ступени монашеской иерархии, склонялся перед ним  и с просящим лицом подставлял ему сложенные лодочкой ладошки, а дающий, будто вкладывал что-то, чего  рассмотреть я никак не мог. Как мне потом объяснили, «вкладывают» Святого Духа. Можно ли попросить немножко Святого Духа и мирянам, я спросить постеснялся.

Большинство монахов, которых я видел на Афоне, были одеты в длинные черные рясы, причем разные: от выглаженных, ухоженных, с вышитыми на воротнике узорами до рваных, выцветших и украшенных разве что крупной перхотью по плечам. Монахи никогда не стригутся и не бреются и ходят «с хвостиком» и бородой.

monk

Это  подтверждает теорию известного психоаналитика доктора Фрейда о том, что в основе мотивации человеческих  поступков лежит явное или скрытое желание секса и денег. Одного взгляда на монаха или монахиню достаточно, чтобы увериться: причинно-следственная связь впрямь  налицо – длинные бороды и нестриженые волосы в мужских  монастырях, в женских – девушки без косметики и прически – это ли не результат подавления сексуальных мотивов, которые в норме в монастыре отсутствуют – монашке и монаху все равно, как они одеты и причесаны – Господь их всяких любит. Спрашивать о том, сколько времени монах монашествует, считается неприличным, так же, как в миру спрашивать у дамы, сколько ей лет, но по длине бороды и волос это можно достаточно точно  определить. Кстати, к паломникам это тоже относится, по длине щетины можно сказать, сколько дней человек находится на Афоне, я за неделю успел обрасти до стандартной небритости Ивана Урганта.  

Кроме монахов и паломников, на Афоне немало странников и бродяг, живущих как перекати-поле от монастыря к монастырю, подрабатывающих на местных стройках – где за деньги, а где и за кров, пищу и благодать. С одним из таких я встретился в Кариесе. Персонаж весьма интересный, лет сорока, с коротким хвостиком, недлинной, аккуратно постриженной бородой с проседью, в очках, он вполне мог бы походить на интеллигентного молодого доцента или кандидата наук, если бы не отсутствие двух передних зубов. Странствует по Афону двенадцать лет; заработав тут денег, ездил в Иерусалим, уходил в мир, возвращался назад на Афон, хочет быть монахом, но, как сам признался, не берут – слабостей много, выпить любит и покушать вкусно. Сам он из Прибалтики, но греческий уже освоил, а паспорт Евросоюза дает ему возможность жить в Греции и где заблагорассудится. Дома его никто не ждет, потому как дома у него нет. Сам себя он считает философом и мыслителем,  свободным от многих современных социальных проблем, последний представитель исчезающего племени пилигримов.

В первую нашу встречу он был трезв, рассказал много интересного об Афоне и о себе и произвел хорошее впечатление. Через несколько дней случилось мне возвращаться в свой монастырь на крытом катере, на улице лил дождь, и он вошел у одного из монастырей мокрый и жалкий, с бродяжническим узелком с пожитками и пьяный в хлам. Меня, к счастью, не узнал и с порога кинулся целовать какому-то монаху руку, потом уснул в кресле, прислонив голову к стеклу. За стеклом бушевало море, менялись суровые афонские пейзажи, и с гор от дождя срывались настоящие пенящиеся водопады. Это в хорошую погоду хорошо быть пилигримом или бомжем, а в дождь, когда тебе сорок, у тебя нет ни кола ни двора,  не грешно и напиться.

Другим интереснейшим местом на Афоне для меня оказалась сама гора Афон, вершина которой вздымается на 2033 метра над уровнем моря. Еще в Урануполи в ожидании парома я познакомился с группой из пятерых немцев, которые прибыли с целью подъема на гору и были подготовлены тщательно – хорошие удобные рюкзаки, горная обувь, спальные мешки, складные альпийские палки и прочее снаряжение. У меня, как у бывалого туриста, загорелись глаза. На мой вопрос о религиозной принадлежности они ответили, что католики, так что, подозреваю, их интерес к вершине чисто спортивный – православные рассматривают подъем на гору как паломнический подвиг, хадж. Хоть снаряжения у меня с собой никакого и не было, на гору я решил идти, и пошел не зря. Подъем для большинства начинается от скита Святой Анны, который находится на том же западном побережье Афона, что и монастырь Пантелеимона, но есть и вариант подъема с восточной стороны. У пристани скита Святой Анны паломников ждет целая вереница «такси» – осликов и мулов, чьи хозяева за умеренную плату готовы сдать их внаем.

donkyes

donkye

Делаю тут небольшое отступление: все ослики и мулы на Афоне исключительно мужского пола,  монахи, так сказать, по принуждению, а не по выбору; коз, коров, овец и других домашних животных женского рода на Афоне содержать запрещено. (Исключение сделали для кошек, иначе в марте тут все бы одурели от кошачьего воя).

Мы с отцом Федором, который был моим спутником в подъеме, от осликов отказались, неспортивно это и не по-паломнически,  и пошли пешком. Тропа вьется от уровня моря до вершины 18 километров, и это все в крутом подъеме и по каменистой, часто со ступеньками местности. У нас подъем  занял более пяти часов, благо, не было изнуряющей жары, и мы шли налегке. Белую скалу на вершине венчает большой металлический крест, и вид сверху при условии хорошей погоды открывается неописуемый. Отсюда хорошо видны остров Тасос и все Халкидики – курорты, широко известные и за пределами Греции. В двух шагах от вершины в настоящее время строится храм, в котором, по православным преданиям, во время Апокалипсиса 12 афонских старцев будут служить последнюю литургию. Финансовый кризис в Греции коснулся, видимо, и Афона, и так как стройка в этом году заморожена, думаю, и конец света не скоро.  

Афонские старцы, как и многое на Афоне, сплошная загадка, все здесь знают, что они есть, с некоторыми из них даже кто-то общался, но документальных свидетельств их существования нет.  Мне история с двенадцатью скрытными старцами напоминает ситуацию со снежным человеком. Старцы скрываются в густых непролазных лесах на восточном склоне горы, и видели их немногие, в их числе, пишу дословно, как мне сказал монах, «один негр, которому, так как он негр, доверия мало, а также очень авторитетные люди, как, например, ныне покойный Паисий Святогорец».  Чем можно питаться, живя в глубоком отшельничестве и не показываясь людям, и для чего скрываться, для меня загадка. Знающие люди  позже мне пояснили, и очень поэтично, почему старцы скрываются. Я постараюсь передать, не исказив: «Имея миллион долларов, будешь ли носить их в сетчатой авоське у всех на виду? Нет! Так и с духовными  сокровищами, которыми обладают старцы, – не спрячься  подальше, с глаз людских, разберут святых старцев миряне на сувениры…»

При спуске с горы я остался на ночь в храме Панагия, построенном на том месте, до которого, по православному преданию, поднялась мать Иисуса. Это довольно близко к вершине, на высоте более 1600 метров, тут весьма прохладно, и растительность чахлая, преимущество хвойная. Ближе к вершине, в тенистых местах еще лежал снег, несмотря на то, что на дворе середина мая, и  в начале подъема, у грузинского скита, я с удовольствием съел с дерева горсть уже совсем спелой крупной черешни. 

Но вернемся к матери Иисуса. Мария, или Пресвятая Богородица, а тут все выбирают именно это из ее многочисленных имен, является покровительницей Афона, и это ее второй земной удел. Для многих, как выяснилось, земной удел – это непонятное словосочетание, поэтому поясняю: после смерти Иисуса апостолы и Богоматерь бросали жребий, кому в какую страну идти проповедовать Евангелие, и Приснодеве Марии  досталась Грузия – ее первый земной удел. Перед тем как плыть в Грузию, Мария решила навестить Лазаря, живущего на острове Кипр, но случился шторм, и корабль прибило к берегам Афона, ставшего ее вторым уделом.

Для меня удивительно, как корабль мог промахнуться на такое расстояние и попасть на Афон. Впрочем, разве это чудо в сравнении с тем, что Иисус воскресил уже три дня как мертвого и начавшего смердеть (дословно) Лазаря, к которому плыла Дева Мария? Теперь о ските Панагия подробнее, потому что место это замечательное. Постоянно в храме никто не живет. В зимнее время тут все в снегу и весьма холодно, но в теплое время многие из паломников при спуске или подъеме на гору остаются тут на ночь, так как подняться и спуститься с горы за день, да еще и успеть на ночлег в свой монастырь проблематично.

Сам скит представляет собой каменное здание из трех комнат, первая из которых имеет большой камин, колодец, стол  для трапез, а также две  кровати. Самая большая комната может вместить человек двадцать, и тут есть даже коврики и спальники, оставленные другими туристами, но гигиеничнее принести это с собой. Самое маленькое помещение оборудовано под храм, и на то время, когда в Панагии есть какой-нибудь священник, проходит служба. В ту ночь, когда я там ночевал (отец Федор все же пошел вниз), в храме священника не оказалось. Вообще само здание, хоть и построено оно в стиле храма, и у входа висит колокол, больше похоже на горный туристский базовый лагерь. Обстановка и дух тут соответствующие, природа вокруг потрясающая, зверья много, шакалы воют по ночам, и вообще очень романтично – нужно  было прийти сюда пораньше и остаться на пару дней. Кроме меня, в тут ночь здесь было два румынских монаха, один из которых сносно говорил по-русски, три сербских паломника, два монаха из Пантелеимонового монастыря, и – о плачьте незамужние девы! – совсем молодой монах из России, с прекрасной белозубой улыбкой, ясными добрыми глазами, удивительно похожий на Брэда Питта в фильме «Легенды осени». Мы с румыном вовремя успели напилить дров в лесу, потому что к вечеру вершину заволокло облаками, а они на такой высоте не над головой, а вокруг тебя.

sky-view

Вскоре пошел дождь с грозой, и сумасшедший ветер гудел в пригнутых старых соснах и раскачивал церковный колокол. А  у горящего камина, за толстыми каменными стенами, с чашкой чая было приятно.   

О чем можно говорить темной порой при мерцающем свете открытого огня в обществе монахов? Кое-кто, прочитав следующее ниже, решит, что меня там зомбировали, и думаю, если бы эта беседа состоялась не в ските Панагия на вершине Афона, а на приеме у психиатра, черные рясы тут же бы сменили на белые смирительные рубашки, но место имеет значение.

К середине разговора мне стало понятно, что тут не детский сад и не теплое местечко к пенсии, Афон – это передовая духовной битвы, потому что если есть Бог, то быть и Дьяволу. Афон – это в полной мере тайное общество, жизнь которого, будь она явная, дала бы фору любому голливудскому сюжету и взорвала бы ваш мозг. Чтобы быть посвященным, недостаточно надеть черную одежду и взять в руки крест, нужно положить на алтарь Господу всё: те ночи, что мог бы провести в постели с красивой женщиной, те дни, что мог бы праздно полежать на пляже с пивом, и все свое имущество, и все амбиции, и этого будет мало – нужно еще жить в суровом посте, изнурять себя молитвами и трудами, и только когда очистишься, тебе откроется картина мира, и ангелы с демонами перестанут быть иллюстрациями со страниц Библии, а станут реальностью.  Это непросто, и не у всех есть что отдать Господу. Оттого, помните, не много  желтых черепов на полках в костнице, но те настоящие «духоносные» люди в черном, кто имеет силу, способны истинно поднимать мертвых и ходить по воде. Поверхностное, мирское, православие не так хлопотно и сильно копать в себя заставляет – поставил свечку в церкви, перекрестился перед сном – и того довольно.

Монахи же в большинстве своем религиозные экстремисты, и крайние проявления их преданности Богу и их делу в представлении обывателя – поступки сумасшедшего. Меня больше всего впечатлили  монахи пещер Киево-Печерской лавры, которые вырывали себе в известняке, глубоко под землей, келью два на два метра и, войдя туда, замуровывали вход, оставив только окошечко, через которое раз в день им передавали хлеб и воду. Войдя туда и приняв решение, они знали, что больше никогда не увидят ни солнца, ни неба и примут там смерть в одиночестве. Внешне – это добровольное заточение себя в одиночную камеру  смертника; монахи же таким образом отрекались от всего человеческого, плотского. Удивительно, что в таких условиях многие из них прожили по нескольку лет, до того как Господь освободил их души от тел. Примеров такого экстремизма сегодня я не знаю, последний лаврский монах умер в пещерах в такой келье более ста лет назад, но и ныне многие монахи дают обеты никогда не покидать стен монастыря или держат сорокадневные посты.  

Уходить из скита Панагии мне не хотелось – не только потому, что я не выспался и на улице лил дождь, а потому, что это одно из немногих мест в мире, где на двери нет замков; место, которое никому не принадлежит и где ты никому ничего не должен. Монахи, что ночевали со мной, остались в ските еще на день, им спешить незачем, а мне же пришлось скользить по мокрым камням  вниз, к морю, чтобы успеть на паром, на автобус, на самолет, на работу. Мы живем в мире обязательств, в рабстве у денег и страстей.   Монахи  же, расставшись со многими мнимыми благами, обрели много и свобод. Бесспорно, у них есть и серьезные обязательства, и, как и положено тайному обществу людей в черном, на каждого в зависимости от регалий и «уровня доступа» возложена миссия по спасению мира. Кто-то молится, искренне и наивно веря, что мир стоит его молитвами; кто-то сражается с бесами и демонами, а кто-то – и с предстоящей чипизацией и «планом Далласа», в подлинность которого многие тут верят так же, как в подлинность  Библии.