15 ноября Национальный художественный музей принял у себя гостей Посольства Латвийской Республики, открыв выставку одной картины Вильгельма Пурвитиса «Весна». Открытие получилось очень торжественным, так как культурное событие было приурочено к государственному празднику – Дню независимости Латвии, который отмечается 18 ноября.
«Весну» для демонстрации в Художественном музее выбрали как символ национальной идентичности. Пейзаж принадлежит кисти крупнейшего латышского живописца, но образование, полученное им в Академии художеств в Санкт-Петербурга, и членство в прославленном объединении «Мир искусства» роднит его с некоторыми российскими и белорусскими художниками. После революции 1917 года Пурвитис был основателем и ректором Латвийской Академии художеств, директором Рижского художественного музея.
«Весна» – традиционный пейзаж, стиль которого называют «северным модерном». Художник был восхищен и бесконечно предан природе своей страны, его считали «психологом снега», и действительно, «портрет снега» он писал на протяжении всей жизни. Почему именно это работа была выставлена как символ национальной идентичности? Думаю, на этот вопрос нет однозначного ответа, пейзаж лишь отсылает зрителя к размышлениям о Латвии, о национальном характере. К воспоминаниям о поездках в Латвию и отдыхе на Балтике в конце концов. Что тоже немаловажно.
Удивительным образом раздумья об идентичности, о неразрывных связях с родиной и миром поддерживают еще две крупнейшие и знаковые для Художественного музея выставки. Вообще в ноябре – декабре в музее создана ситуация совершенно уникальная – одновременно представлены «Марк Шагал: жизнь и любовь» и «Художники Парижской школы из Беларуси». Каждая из экспозиций заслуживает подробного зрительского внимания, обе они в высшей степени интересны и по-новому раскрывают художественный потенциал Беларуси, драматизм истории нашей страны и многих человеческих судеб.
Выставка Марка Шагала завершает череду юбилейных событий, посвященных 125-летию художника. Кроме всего прочего, она интересна тем, что подготовлена не французской стороной – в сотрудничестве с Фондом Шагала и внучками художника Беллой и Мерет Мейер, – а Музеем Израиля в Иерусалиме. Это новый этап партнерских отношений нашего Художественного музея с Израилем, который, надо думать, еще удивит белорусского зрителя многими открытиями.
Традиция же знакомства белорусов с творчеством всемирно известного земляка началась в 1997 году, и в Минске уже можно было увидеть акварели и литографии Шагала, пейзажную живопись и отдельные темы – посвящения Парижу и оформление нескольких французских спектаклей. На сей раз перед нами – прекрасная живопись и иллюстрации к Библии, басням Лафонтена и «Мертвым душам» Гоголя. И вот здесь позволю себе вернуться к теме идентичности. Шагал работал всегда в одном стиле (очень условно это «фовизм») и писал в принципе одно и то же – Витебск, летящих влюбленных, согбенных стариков, людей глубоко верующих, много страдающих, но и радующихся жизни. При этом он никогда не повторялся – это загадка, но он действительно не дублировал себя, и ни одно воплощение выбранного образа не было вторичным. Всегда это была Беларусь и еврейское окружение Марка Захаровича, даже если на полотне Франция, а вокруг – интернациональное сообщество артистов. Как в одной работе, даже в наброске, это может существовать одновременно? Нет простого ответа на сложный вопрос, наверное, все объясняет чудесный, настоящий талант художника.
Немало размышлений и искреннее восхищение вызывают и «белорусские парижане». Их открыл для широкой публики Белгазпромбанк, благодаря которому большая часть картин, выставленных в Художественном музее, была приобретена на аукционе, а затем дополнена произведениями из нескольких музеев и частных коллекций. В результате выставка «Художники Парижской школы из Беларуси» обрела должную полноту. Самые громкие имена, конечно, давно греют душу – Шагал, Сутин, а вот Генин, Царфин, Балглей, Зак, Любич, к сожалению, были известны в основном специалистам. По-моему, только Надя Леже (Ходасевич) выставлялась в Минске в прошлые годы.
В общем, сложный паззл «белорусские парижане» наконец сошелся в музее. Их судьбы не раз пересекались в жизни, хотя закончились, конечно, по-разному. Были земляками Хаим Сутин и Сэм Царфин – оба из Смиловичей. Генин через 10 лет после Сутина, Кикоина и Кременя учился в Вильне, в Рисовальной школе академика Ивана Трутнева. Еще позже, как и Осип Любич, Роберт Генин поступил в Одесское художественное училище. Одноклассниками в Витебском городском училище были Марк Шагал и Осип Цадкин, оба они были учениками Юделя Пэна. Если говорить о становлении художников, отчасти на их творчество повлияла и Витебская школа, которую нельзя рассматривать отдельно от личности Марка Шагала. Еще раз их породнил парижский «Улей». «Земля, взрастившая корни моего искусства, была в Витебске, но оно нуждалось в Париже, как дереву нужна вода», – писал Шагал.
Признаюсь, особенно интересным для меня был единственный на выставке пейзаж Хаима Сутина – «Большие поля в Шартре»: художник впервые в истории представлен в Беларуси, а между тем его имя – одно из самых ярких в мировом искусстве. Попытки обозначить стиль Сутина – экспрессионизм, футуризм – выглядят довольно неуклюже. Он обладал слишком яркой индивидуальностью, чтобы ее можно было как-то определить, ограничить рамками теории. В отличие от Шагала, он не поэтизировал детство и не воспевал историю еврейской семьи, ему было присуще трагическое мироощущение, предчувствие разрушений и катастроф наступившего века. Даже одна работа Сутина, приобретенная Белгазпромбанком, могла бы стать выставкой (этот формат – выставка одной картины – использовали латышские коллеги), настолько сильное воздействие она оказывает. Но не менее важен сам факт – его символическое возвращение на Родину.
Вот такую богатую пищу для размышлений об идентичности дают три экспозиции музея. Хотя в первую очередь это, конечно, художественное осмысление проблемы.