<p><span style="line-height: 20.7999992370605px;">Кажется, строгую красивую женщину в серой униформе за неделю до окончания месяца рамадан мне послал сам Аллах. Откуда-то узнал, что я в него не верю, и послал, чтобы наказать. Она долго разбирает по буквам мое имя, что-то ищет в своем компьютере, а затем произносит банальную очевидность: «Вы из Беларуси. Для въезда в Индонезию нужна виза». «У меня есть виза», – отвечаю я и раскрываю паспорт на нужной странице. Наверное, мне следовало ей улыбнуться. Но после многочасового перелета я устал, и мне хочется быстрее покинуть аэропорт. Она не спешит. Что-то перепроверяет, затем просит обратный билет. Распечатка электронного билета у меня на белорусском языке. Пограничницу это не смущает. Она смотрит на незнакомые знаки кириллицы, зачем-то трясет распечаткой, словно от этого буквы станут понятней, и лишь затем с явной неохотой ставит печать о въезде.</span></p>

Спустя полчаса нанятое мною такси вливается в бесконечный поток автомобилей и мотоциклов. Я смотрю сквозь запотевшее стекло на миллионы огней гигантского ночного мегаполиса и думаю, что это первая столица из трех. Отсчет начался.

Я – на острове Ява, который славится своими вулканами, чайными плантациями, древними памятниками и… столицами. Так уж исторически сложилось, что остров был когда-то разделен на множество государств, у каждого из которых был свой главный город. Времена раздробленности прошли, но память о столичном статусе жива до сих пор. Наверное, каждая из этих столиц представляет собой что-то особое. К сожалению, в своем путешествии по Индонезии я выделил для Явы всего лишь неделю. Этого явно недостаточно, чтобы познакомиться со всеми. Поэтому я выбрал только три, причем самые современные. Джакарту – официальную столицу Индонезии. Джокьякарту – ее индонезийцы называют своей культурной столицей. Сурабайю – столицу моряков, нефтетрейдеров и бизнесменов. Как живут эти три столицы на одном острове?

Джакарта

Жители Джакарты любят говорить, что население их города утром составляет девять миллионов человек, а вечером увеличивается до двенадцати миллионов. Сюда постоянно приезжают представители провинции и иностранцы. В тот вечер я стал одним из этих трех миллионов, а потому мой приезд остался для большинства джакартцев незамеченным. Обычно иностранцы останавливаются на улице Джалан-Джакса. Но я забронировал гостиницу в старом районе города, который местные жители называют просто Кота, и, если честно, немного ошибся. Номер оказался маленьким и неуютным.

В первый же вечер я познакомился с чудом индонезийской гигиенической культуры – манди. О манди стоит сказать особо, потому что он встречается в Индонезии повсеместно. Некоторые иностранцы ошибочно полагают его существование признаком технической отсталости. На самом же деле это особая традиция, которую не могут изменить никакие инновации. Манди есть в бедных и богатых домах, простых и звездочных гостиницах, в общественных уборных и на вокзалах. В классическом виде манди – это бочка с водой, которая наполняется из крана. Она заменяет душ, а также используется для смыва туалета. В гостиницах устанавливают вполне привычную для нас сантехнику. Но привычно работает только душ. Бочок унитаза оказывается внутри пустым. Смывать приходится с помощью манди. Когда ломается душ и вы спешите к менеджеру, чтобы сообщить о неприятности, тот, как правило, спокойно отвечает: «Ну и что? Поливайте как все себя ковшиком из манди». Манди пришел в наше время из далекого прошлого, и никакие удобства западной цивилизации не могут вытеснить традицию поливать себя из бочки. Приверженность европейцев к новомодным ванным удобствам остается совершенно непонятной для индонезийцев. 

На следующее утро выяснилось, что работники моей гостиницы плохо ориентируются в городе и не могут дать совет, как пройти к той или иной достопримечательности или где обменять деньги. «Я здесь работаю вторую неделю. Ничего не знаю». «Национальный музей? Я слышал о нем, но никогда там не был». Это о музее, который расположен всего в двух кварталах от гостиницы. Обмен денег оказался сложной задачей. В аэропорту курс индонезийской рупии завышен. Банкоматы высчитывают неприличные проценты. Но какая может возникнуть проблема с обменом наличных денег в таком большом городе, как Джакарта? Ее разрешение у меня заняло примерно три часа. Я посетил дюжину банков, расположенных в пятидесяти метрах друг от друга, где с удивлением узнавал, что банк не занимается обменом или занимается, но именно сегодня обменять валюту не может. В конце концов один из охранников посоветовал мне зайти в ближайший торговый центр и найти там официальную обменную контору, что я и сделал. На обратном пути чуть было не заблудился в хаосе магазинчиков этого самого центра.

Гулять пешком по Джакарте трудно. На тротуарах обычно паркуются автомобили или работают торговые палатки. То и дело приходится выходить на проезжую часть с риском попасть под колеса несущихся с сума­сшедшей скоростью мотоциклистов. Перейти улицу сложно, иногда просто невозможно. Даже в тех немногочисленных местах, где установлены светофоры и расчерчены пешеходные дорожки, автопоток никогда не останавливается. Когда у перехода образуется толпа желающих оказаться на другой стороне, в дело вступают регулировщики в гражданской одежде. Они появляются словно из ниоткуда и, вооруженные лишь оглушительными свистками, смело шагают в реку из машин и мотоциклов. Удивительно, но река на короткий миг замирает. Регулировщики-поводыри ведут за собой пешеходов, а затем вновь ныряют в реку, чтобы помочь автомобилям перестроиться в другой ряд или въехать в эту реку тем, кто решил оставить парковку. За несколько дней пребывания в Джакарте я не увидел здесь ни одной аварии. Но регулировщики-свистуны не всегда справляются. То и дело образуются пробки, которые могут продолжаться часами. И все же местные жители предпочитают доверять свистунам. Например, в Джакарте кое-где установлены надземные переходы – узкие бетонные мосты с крутыми лестницами. Пешеходы их почему-то игнорируют и ждут помощи от регулировщиков.

«Джакарта не приспосабливается к человеку. Человек сам должен приспособиться к Джакарте», – сказал мне торговец на рынке, у которого я покупал майку с эмблемой города. Наверное, он был прав. Джакарта была основана в семнадцатом веке голландцами и изначально называлась Батавией. Это был центр колониальной и транзитной торговли, куда люди стекались из разных уголков Азии с одной целью – заработать. Голландская администрация особо не заботилась о горожанах. Раз они прибыли зарабатывать, то пусть зарабатывают и заботятся о себе сами. В Коте почти не сохранилось зданий колониальной архитектуры. Старые дома перестроены на новый лад. Пренебрежительное отношение к старому – столичный бренд, рожденный в годы колониализма.

Жители остальной Явы никогда не считали этот город своим и относились к его жителям с презрением. За три столетия в нем сформировались собственная оригинальная культура и язык. Коренные жители Джакарты называют себя бетави и вполне официально признаются правительством Индонезии самостоятельным народом. Чтобы познакомиться с культурой бетави, достаточно сделать всего три шага в сторону от шумных городских улиц вглубь кварталов. Мегаполис вдруг исчезает, и ты оказываешься в сонном царстве двухэтажных домиков, любовно раскрашенных в яркие цвета. Бетави обожают рисовать и часто сами наносят на стены своих домов граффити. Обычно рисуют картинки из комиксов, карикатуры из журналов, политическую сатиру, пишут пожелания, но никогда – что-нибудь неприличное или предосудительное. На улицах то и дело встречаются парады огромных деревянных кукол. Они шагают под звуки национальной музыки. Рядом бегут мальчишки или девчонки, собирающие пожертвования. Уж если они увидят иностранца, то ему, не расставшись с мелочью, от них не уйти.

В Джакарте есть несколько интересных музеев и огромный центральный парк, в середине которого установлен 132-метровый шпиль Монас, открытый в 1975 году диктатором Сукарно в честь тридцатилетия провозглашения независимости Индонезии. Шпиль внутри полый, так что можно войти внутрь и даже подняться наверх на смотровую площадку. Индонезийцы относятся к этому памятнику двояко. С одной стороны, гордятся и даже выстаивают длинные очереди, чтобы попасть внутрь. С другой – называют Монас последней эрекцией Сукарно и жалуются на то, что престарелый диктатор растранжирил на его постройку огромные средства.

Еще с одной достопримечательностью, ботаническим садом Богор, мне так и не пришлось познакомиться. Он расположен в предместье Джакарты. В Минске путь из центра на окраину города занимает немного времени. В Джакарте, переполненной пробками, поездка на маршрутке в Богор может продолжаться шесть–семь часов. Единственный быстрый путь – электричка. Но на железнодорожной станции меня огорчили. В связи с праздниками часть электричек отменена, а на остальные все билеты проданы. Не было билетов и на поезд в Джокьякарту. «Если вы хотите испортить себе путешествие по Яве, то отправляйтесь путешествовать на индонезийском автобусе», – вспомнил я запись на одном из англоязычных форумов для путешественников. В моем случае другого выхода не оставалось. Поэтому на следующий день я направился прямиком на автовокзал. Меня ждала культурная столица.

Джокьякарта

Джокьякарта расположена в полутысяче километрах на восток от Джакарты. На вокзале меня заверили, что автобус покроет это расстояние за двенадцать часов. Ужасы езды на индонезийском автотранспорте были явно преувеличены. Кроме обычных, всегда переполненных автобусов, в Джакарту ездили огромные кондиционированные «Мерседесы» с удобными сиденьями, электророзетками и даже бесплатным доступом к интернету. Я заплатил за билет около двухсот тысяч рупий. Курс индонезийской рупии и белорусского рубля примерно одинаков, так что судите сами, дорого это или нет. В назначенное время автобус не тронулся с места. Шофер ждал, когда салон заполнится пассажирами хотя бы наполовину. Выехали только через четыре часа и добирались до Джокьякарты двадцать часов. Впрочем, поездка мне понравилась. Дорога между двумя столицами проходит по живописным местам – морскому побережью, горам с террасами рисовых полей, поросшим низким лесом долинам. За двадцать часов я увидел все типичные сельские пейзажи тропического острова. 

В Джокьякарту приехали поздно вечером. От автобусной остановки до улицы, известной своими недорогими гостиницами, было около пяти километров. Таксисты, ссылаясь на преддверие праздника, отказывались везти по счетчику и откровенно взвинчивали цены. После длительной торговли сошлись на пятидесяти тысячах рупий – слишком дорого для меня, но слишком мало для таксиста. На месте оказалось, что все гостиницы заняты, о чем сообщали надписи на дверях. Завернул на соседнюю улицу и – о чудо! – обнаружил гостевой дом с единственной незанятой комнатой. Радушный хозяин тут же вынес поднос с огромной кружкой чая и булочками. В некоторых отелях постояльцам положен бесплатный завтрак, а в его гостевом доме – бесплатный ужин.

На следующее утро я проснулся от крика петуха и даже поначалу решил, что мне померещилось. Откуда в самом центре двухмиллионного города могут взяться куры? Выглянул в окно. По двору действительно гуляла курица с несколькими цыплятами. Петух сидел на краю кадки с пальмой и гордо смотрел на них сверху вниз. Спустя час я вышел на улицу и был приятно удивлен разительным контрастом между культурной и официальной столицами. Здесь, как и в Джакарте, проспекты были запружены мотоциклами и автомобилями, узкие тротуары заняты торговыми лотками, все куда-то спешили, но все это происходило немного иначе, культурнее, что ли. Главное отличие было в том, что жители Джокьякарты улыбались.

Джокьякарта была основана в девятнадцатом веке и некоторое время являлась столицей независимого султаната. От старого дворца султана до железнодорожной станции тянется широкая улица Малиборо, названная в честь герцога Мальборо. Улица Малиборо – сердце современной Джокьякарты. Дворец султана ныне превращен в музей, единственным интересным экспонатом которого является старинный гамелан – набор музыкальных инструментов традиционного яванского оркестра. Рядом с дворцом расположена широкая площадь, а за ней – хорошо сохранившийся колониальный город с домами в стиле ар-нуво, маленькими и большими мечетями, еще дальше – так называемая Джинсовая улица, известная своими магазинами и магазинчиками, торгующими одеждой. Впрочем, кроме одежды здесь также продают самые разнообразные сувениры – деревянные дудочки, модели морских судов и известных зданий, инкрустированные хрусталем морские раковины, традиционные яванские маски и, конечно же, знаменитый индонезийский батик. В Джокьякарте работает единственный в мире институт батика. По улице снуют велорикши и запряженные маленькими мадурскими лошадками двуколки. Приятную атмосферу со­здают уличные музыканты.

На Малиборо огромное количество маленьких кафе, где всего за двадцать тысяч рупий можно заказать обед из разных блюд. Индонезийская кухня довольно острая, поэтому я выбирал блюда с большой осторожностью. Как правило, вокруг меня тут же выстраивалась целая толпа зевак, желающих узнать, что же едят иностранцы. Сразу десяток рук указывал на соус, который, по мнению большинства, лучше всего подходил к блюду. Соус обжигал горло, на глаза наворачивались слезы, а толпа начинала громко смеяться. Но мне было не обидно. Я подзывал одного из зевак и предлагал ему попробовать тот же соус. Вскоре уже он глотал воздух, пытаясь избавиться от жара внутри, и это вызывало еще большее возбуждение окружающих. Однажды после такого веселого обеда официант отказался принять у меня деньги: «Вы очень понравились хозяйке нашего кафе. Заходите еще. Для вас всегда бесплатно».

Джокьякарта – относительно молодой город, но местность вокруг него известна своими древностями. В средневековье в этой части Явы существовала могущественная империя Матарам. Ее правители поддерживали тесные связи с Индией, откуда заимствовали религии – буддизм и индуизм. В наследие от той эпохи сохранилось несколько памятников, самые известные из которых – индуистский храмовый комплекс Прамбанан и огромная буддистская ступа Боробудур. Чтобы посетить два памятника за один день, пришлось нанимать мотоцикл. Но, прибыв на место, я был немного разочарован. Нет, не памятниками. Боробудур и Прамбанан все еще способны удивлять своими размерами и величием. Я был разочарован туристическими аттракционами, устроенными вокруг них. Детская железная дорога, батуты, горки – все это как-то разрушало таинственный ореол древности.

Нынешние жители Явы исповедуют ислам. Многие женщины носят головные платки – пашмины. Впрочем, это нисколько не мешает им вести себя очень независимо и свободно общаться с незнакомыми мужчинами. В том, что местные мусульманские обычаи весьма своеобразны, я убедился, вернувшись из поездки к древностям. Последний день месяца рамадан и начало нового года по мусульманскому календарю Джокьякарта встречала смехом, фейерверками и зажигательной музыкой. Хотелось остаться здесь подольше. Но меня ожидала Сурабайя.

Сурабайя

Всего четыре часа на поезде с красивым названием Арго – и я перенесся из культурной столицы Явы в деловую. Сурабайя, город с тремя миллионами жителей, встретил меня ярким тропическим солнцем и зеленью деревьев, отражавшихся в зеркальном блеске окон небоскребов. Как ни странно, жизнь здесь шла неторопливо и размеренно по сравнению с Джакартой и Джокьякартой.

Я снял номер в гостинице всего в километре от портового района, который считается наиболее колоритным. Трудно сказать, что создает этот колорит. Питейные заведения, около которых с утра до вечера стоят дамы, предлагающие недорогой «эротик масас», свободно разгуливающие по подворотням крысы и коты, которые совершенно не обращают друг на друга внимания, или дешевые китайские рестораны, где за двадцать пять тысяч рупий можно заказать огромного вареного тунца с тазиком риса в придачу? Пожалуй, тот, кто назвал припортовый район колоритным, обладал большим запасом юмора и терпения. Меня хватило всего на пару часов гуляния по узким улочкам, чтобы сбежать от этого колорита в деловой центр. Там было намного уютней, не пахло гнилыми водорослями, а девушки вместо «масаса» предлагали всего лишь вместе сфотографироваться. Иностранцы в этой части Сурабайи – очень редкие гости, а страсть к фотографированию на фоне редкостей присуща всем индонезийцам. От колониальных времен в Сурабайе сохранился лишь небольшой голландский административный комплекс, превращенный в туристический центр. К моему сожалению, он был закрыт. Все-таки Новый год. Я прогулялся по парку, расположенному рядом у реки, и посетил местный аттракцион – советскую подводную лодку, когда-то подаренную правительством СССР Индонезии, а затем превращенную в музей.

На следующее утро я собирался покинуть Яву и отправиться на другой индонезийский остров – Сулавеси. Я забронировал билет на самолет заранее, но получить его мог только в одном из туристических агентств. Для этого пришлось вернуться в припортовый район. В современном офисе со стенами, украшенными батиком, меня встретила симпатичная женщина в деловом костюме и очках в золотой оправе, представившаяся Анной. Прежде чем отдать мне билет, она рассказала о своем агентстве, а также об услугах, которые оно оказывает. Реклама сопровождалась беседой на отвлеченные темы, вопросами о моей стране, а также несколькими чашками жасминового чая. В конце я все-таки получил свой билет. Анна предложила довезти меня до отеля на автомобиле. Я согласился. Когда мы уже выходили на улицу, меня окружило несколько дам, уверенных, что мне необходим срочный «масас». Увидев выходящую за мной Анну, они поспешили ретироваться. Подвезя меня к гостинице, Анна попросила меня задержаться.

«Знаете, мистер, – сказала она. – Мне показалось, что вы смотрели на тех женщин около моего агентства с презрением. Это неправильно. Я вышла замуж, когда мне было всего шестнадцать. Мой муж уехал на заработки на Ближний Восток и больше не возвращался. Чтобы платить за жилье, еду и накопить денег на учебу, я шесть лет работала в порту как те женщины. Такая у нас жизнь. У вас в Беларуси, может быть, все иначе».

Я был тронут этим неожиданным признанием, но не стал ее ни в чем разубеждать. Вместо этого я подумал, что пройдет несколько недель, я вернусь в тихий Минск, и мне будет не хватать бешеного ритма Джакарты, веселья Джокьякарты и этих выкриков «Масас, мистер!» из Сурабайи. Между прочим, правильно подумал, потому что теперь мне их действительно не хватает. Как и теплой погоды Явы в преддверии холодных белорусских дождей.