Глава 6. КРУШЕНИЕ

В конце 1930-х годов Минск был уже довольно крупным европейским городом с населением более четверти миллиона человек. В столице БССР работало свыше трехсот предприятий, в 1929 году городскую конку сменил трамвай, в 1934-м открылся аэропорт. Въезжавших в Минск со стороны Бреста встречал Университетский городок БГУ, а со стороны Москвы — Академгородок. В начале тридцатых, накануне прихода фашистов к власти в Германии, к руководству Беларуси с просьбой разрешить переезд в Минск обратился великий ученый-физик, лауреат Нобелевской премии Альберт Эйнштейн. К тому времени профессором кафедры математики Белгосуниверситета уже несколько лет работал бывший ассистент автора теории относительности брестчанин Яков Громмер, который в своих письмах к учителю всячески зазывал его в Минск. Однако связать свою судьбу с БГУ и Академией наук БССР Эйнштейну не удалось: помешал личный запрет Сталина. В 1933 году всемирно известный ученый переехал жить в США.

А вот другой мировой знаменитости власти позволили поселиться в Минске — осенью 1939 года, спасаясь от нацистов, в столицу Беларуси из Варшавы иммигрировал легендарный джазмен Эдди Рознер. Весной 1940-го ему удалось организовать здесь джаз-оркестр, состоявший из выпускников крупнейших консерваторий Европы и вскоре завоевавший бешеную популярность во всем Советском Союзе. Первый же концерт Белгосджаза, который прошел в старом здании минской филармонии (теперь это жилой дом на Карла Маркса, 17) имел оглушительный успех — после него по городу поползли слухи, будто труба музыканта сделана из чистого золота. Наивный предвоенный Минск…

В этом здании на Карла Маркса, 17 до войны размещалась республиканская филармония

Так же, как в атмосфере города причудливо переплелись звуки джаза, бравурных советских маршей и модного тогда танго «Утомленное солнце», облик белорусской столицы образца 1930-х был восхитительно эклектичен — как никогда прежде и никогда после. Кривые средневековые улочки с готической и ренессансной застройкой вливались в расчерченные в ХIХ веке магистрали нового городского центра, тут и там уже «прораставшего» гигантскими детищами архитектора Лангбарда. Среди них Дом правительства, ставший самым большим зданием Беларуси, Оперный театр, задуманный как универсальная площадка для грандиозных мистерий, Дом Красной Армии. И если бы не варварское уничтожение храмов, начавшееся в 1929 году с разрушения небольшой часовни во имя Александра Невского и достигшее своего апогея в мае 1936-го, когда в одну неделю были взорваны православный кафедральный собор и привокзальная Казанская церковь, можно было бы считать, что довоенный Минск вобрал в себя почти все архитектурное наследство минувших веков. Город-айсберг показал максимум своей плоти перед тем как исчезнуть в неосязаемом измерении воспоминаний. Через каких-то десять лет это был уже совсем другой город.

Улица Демьяна Бедного, 1931 год. Сейчас на этом месте абсолютно голый спуск от Свято-Духова кафедрального собора к остановке на Немиге. Фото с сайта «Минск старый и новый» (http://www.minsk-old-new.com/)

…Первые бомбы упали на Минск в полдень 23 июня, на второй день войны. Объектами бомбежки стали районы железнодорожного вокзала, товарной станции на Суражской улице и военного аэродрома в Лошице. Еще не осознав масштаба угрозы, многие минчане наблюдали за немецкими самолетами, стоя посреди улиц, и, словно на спектакле, встречая аплодисментами каждое точное попадание зенитчиков. Казалось, что пройдет несколько дней, и война закончится сокрушительным поражением Германии, в чем неоднократно уверяла накануне советская пропаганда. Однако уже к концу следующего дня вряд ли кто из жителей города верил в подобное — слишком очевиден был размах катастрофы.

Утром 24 июня начались ковровые бомбардировки столицы, которые совершались волнами через каждые 20-30 минут. «Кто был в этот день в Минске, тот может сказать: из всего страшного, что я видел в жизни, самое страшное было здесь, — вспоминал потом зампред Совнаркома БССР Иван Крупеня. — Камни, которыми вымощены улицы, были раскиданы, как пушинки. Город был усеян обезображенными трупами людей всех возрастов. Раздавался плач матерей и детей, стоны раненых и умирающих, гудки санитарных машин. На главной улице стояло озеро застывшей человеческой крови, в котором отражались отблески горевших рядом домов». За день были выведены из строя обе электростанции и водопровод, прекратили работу городской транспорт, хлебозавод и магазины. Пламя, охватившее деревянные окраины Минска, неуклонно подбиралось к центру. Жизнь в городе оказалась парализована.

Менее чем за год до войны, в сентябре 1940-го, одна из статей «Советской Белоруссии», посвященная большим противовоздушным учениям в Минске, начиналась такими словами: «Утром все было спокойно. Но вдруг показались бомбардировщики. Завыли сирены. Радиорупоры возвестили: «Воздушная тревога!». Зенитная артиллерия открыла «стрельбу», но нескольким самолетам все же удалось прорваться к городу и нанести немало «повреждений». «Бомбы» упали на площадь Свободы, «загорелась» гостиница «Европа». В сквере много «раненых» и «обожженных». Мрачное пророчество вскоре сбылось. Под первыми же бомбами фашистской авиации шестиэтажная «Европа» — одно из самых фешенебельных зданий Минска — рухнула.

Руины отеля «Европа». Фото с сайта «Минск старый и новый» (http://www.minsk-old-new.com/)

Немецкие бомбы вспахивали город в течение пяти дней. Уже на третьи сутки войны столицу Беларуси покинули руководящие партийные работники; следом за ними по Могилевскому и Московскому шоссе тысячи минчан стали выбираться из города, в котором начались грабежи и мародерство.

28 июня 1941 года советские войска оставили Минск. Последним отступал спецотряд НКВД, вооруженный огнеметами и бутылками с зажигательной смесью. Его бойцы, следуя тактике выжженной земли, подожгли каждое здание на Советской улице (теперь это проспект Независимости) — от Дома правительства до Комаровки. Перекинувшийся на прилегающие кварталы пожар бушевал трое суток. А когда по Советской на Москву двинулись танковые и пехотные колонны вермахта, угрожающе нависшие над трассой руины были снесены направленными взрывами. От роскошной дореволюционной Захарьевской улицы осталось пепелище.

Помните, чем завершилась история прото-Минска, с которой мы начали эту книгу? События сороковых годов в один миг поставили город на грань повторения той трагедии девятивековой давности или, если угодно, катастрофы, произошедшей с другим Вечным городом более 2000 лет назад. Речь о Карфагене — одном из крупнейших центров античного мира. В 146 году до н.э. легендарный город-государство был до основания разрушен римлянами; из пятисот тысяч его населения в живых остались лишь 50 тысяч, угнанных в рабство. Третья Пуническая война, уничтожившая Карфаген, длилась 1100 дней, и ровно столько же — 1100 дней — Минск находился под оккупацией нацистов.

На фоне попыток новой власти наладить экономическую жизнь города, призванных создать иллюзию прочности оккупационного режима, Минск как центр генерального округа Белорутения стал местом массового уничтожения людей. Уже в первых числах июля к северо-западу от города, у деревни Дрозды, был создан концлагерь, вместивший 10 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских лиц. Вскоре в Берлин, в министерство по делам оккупированных восточных территорий, было доставлено донесение: «На небольшой площади лагеря из-за тесноты люди не могут пошевелиться, по 6-8 суток находятся без пищи, нужду справляют там, где стоят». Это послужило сигналом для строительства на противоположной окраине Минска крупнейшего в Беларуси лагеря смерти Тростенец. После освобождения от фашистов здесь будут обнаружены более тридцати братских могил, некоторые из которых достигали в длину 50 метров, а также кремационные ямы, где на кострах немцы сжигали расстрелянных, отравленных газом и даже живых людей. Эти адские печи работали ежедневно, обугленные скелеты палачи свозили в заранее приготовленные рвы, в которых их методично утрамбовывали гусеничным трактором. Всего в Тростенце погибло более 206 тысяч человек.

На улице Куйбышева действовал «элитный» концлагерь СД для коммунистов и подпольщиков. Его узников публично казнили в наиболее людных местах города: виселицы были установлены в Александровском сквере и на Комаровке, у Червенского и Суражского рынков (на месте последнего сейчас Дом быта на Московской). А в сердце Минска, на Немиге и в Раковском предместье, фашисты устроили еврейское гетто — одно из самых больших в Европе и второе по величине после львовского на захваченной территории СССР. На 39 опутанных колючей проволокой улицах и переулках находились в резервации свыше ста тысяч евреев. Каждое утро, выстроив в колонны, их гнали на работу; так называемая «биржа труда» размещалась на Ратомской улице (теперь Мельникайте) — сюда приходили заказчики, которым нужна была бесплатная рабсила. И почти так же часто на гетто совершали набеги каратели. Во время еврейских погромов они убивали всех, кто попадался на их пути: детей, стариков, женщин. Людям ломали позвоночники и еще живыми закапывали в ямах — земля над могилами шевелилась часами! Когда в домах никого не обнаруживали, квартиры забрасывали гранатами, чтобы находящиеся в укрытиях наверняка обрели смерть.

Раковская была центральной улицей минского гетто.

В августе 1941 года в Минске побывал рейхсфюрер СС Гиммлер. В ходе инспекционной поездки руководитель карательного аппарата рейха выразил желание лично проследить за казнью узников гетто. Неожиданно во время расстрела впечатлительный изувер, никогда прежде не присутствовавший при массовых убийствах, упал в обморок. Вернувшись в Берлин, Гиммлер потребовал от своих подчиненных усовершенствовать «технологию» казней. В январе 1942-го на улицах Минска появились две специальные газовые машины, опробованные ранее в Варшаве и Лодзи. В народе эти фургоны с выведенной в кузов выхлопной трубой прозвали «душегубками» — за каждый рейс в них погибали десятки людей. Ежедневно адские машины использовались до пяти раз.

17-22 апреля 1943 года фашисты провели в Минске операцию «Волшебная флейта» (так называлась одна из опер Моцарта). Город был взят в кольцо, на выходах расставлены посты. Полиция прочесывала жилые дома и руины — забирали самых крепких мужчин и женщин для вывоза на работы в Германию. Всего на сборные пункты было согнано 52 тысячи человек. А спустя 10 дней, в ночь на 3 мая, курс на Минск взяли 109 советских дальних бомбардировщиков. Их мишенями, так же, как у немцев в 1941-м, были вокзал, органы управления и другие стратегические объекты. Массированные ночные бомбежки продолжались более года — ведшиеся с большой высоты, а потому далеко не всегда достигавшие цели, они превращали в труху целые кварталы. К 3 июля 1944 года, когда советские танки, а за ними пехота ворвались в пылающий Минск, прежней столицы уже не существовало — она превратилась в Помпеи ХХ века. Под слоем пепла еле дышал обескровленный город с переломанными костями-улицами и перебитым позвоночником. И в этом состоянии клинической смерти в нем пульсировало одно желание — жить.