Я никогда не сравнивал  свою жизнь с чьей-то  другой. Я понимал, что разбираться в чужих судьбах равнозначно блужданию в потемках, а  понять, что же  в действительности происходит с людьми и  что им приходится испытывать на самом деле, невозможно. 

Я знал, что мои предки, на каком-то  этапе своей жизни сорвались с обжитых мест и уехали в далекие края. Кто-то считал, что они убегали от цивилизации, кто-то утверждал – искали лучшей доли, кто-то даже говорил о предательстве. В  действительности же община духовных христиан, так они себя называли, спасались от насаждающихся  повсюду  канонов государственной веры и облаченной в золотые одежды религиозности.

Я никогда не осуждал их, равно как и не оправдывал.  Я просто их не понимал.  А совсем недавно все стало на свои места, благодаря тому, что один из самых вменяемых людей на планете заявил:

— Все мировые религии, придавая особое значение любви, состраданию, терпимости и прощению, могут способствовать развитию духовных ценностей, и делают это. Но реальность такова, что привязывание этики к религии более не имеет смысла. Поэтому я все больше убеждаюсь в том, что пришло время найти способ в вопросах духовности и этики обходиться без религий вообще.

Это сказал духовный лидер  буддистов  Далай-лама,  чем, по сути,  и оправдал  моих предков, а вместе с ними и все другие  религиозные общины, которые уже несколько столетий обходятся без посредничества  церкви в общении с Богом.  

Государство, как институт управления, никогда не любило свободных людей. Не любило раньше, не любит и теперь.  По той, видимо, простой причине, что свободными людьми  управлять гораздо сложнее, чем людьми зависимыми.  И, отменив на каком-то этапе рабство и крепостное право, государство сразу же придумало тысячи  других способов опекать народы, чтобы  загнать их обратно в кабалу. С теми же, кто не желал подчиняться  властьдержащим, поступали просто:  их либо объявляли изгоями, либо, в лучшем случае, отправляли куда подальше.  Для пущей убедительности государство придумало мощный рычаг воздействия на людские умы – церковь.  Высокие церковные чины приравнивались к первым лицам государства и пользовались  неограниченными возможностями в выборе средств и методов манипулирования целыми народами.

Но во все времена  находились бунтари, которые принимали истинную веру и отрицали посредничество между человеком и Богом.  Они не строили храмы, и, как правило, жили по постулатам Ветхого Завета, что, конечно же, не приветствовалось официальными курсами государственных  религий.

Моих предков  по отцовской линии называли молоканами.  Жили они в Тамбовской губернии царской России.  У них не было ни церквей, ни  священников.  В их домах не было икон.   Они даже не носили крестов,  хотя и проводили обряд  крещения. Живя отдельными поселениями, работали на земле и, что удивительно для русского народа, вообще не пили спиртного.

Как религиозная община молокане появились в 18 веке, когда Александр  I даровал народам свободное вероисповедание.  Даровать-то даровал, но  ненадолго. Пришедший  ему на смену Николай I  усилил влияние церкви в государственной силовой структуре и выселил молокан на Кавказ для укрепления границ империи. Кому же нужны непьющие русские? Да к тому же, если они отрицают  официальную церковь,  тем самым сея смуту. Таким образом, мои предки оказались на территории современной Армении, которая в те времена принадлежала России, и стали «пограничниками». Военные гарнизоны, содержание которых обходилось казне в копеечку, были отозваны с южных рубежей,  а между Дилижаном и Ванадзором возникли русские поселения Еленовка (нынешний Севан), Никитино (теперь Фиолетово) и Воскресенск (Лермонтово). Трудолюбивые и непьющие молокане, наконец,  обрели дом и свободу веры.

Важно то, что они не видели в этом никакого высшего предназначения,  не стремились завоевать «главный приз» и попасть в рай. Своим детям они давали библейские  имена, чтили Священное Писание и шли к Богу своею дорогой.  Как, в общем-то, всем и предписано. 

Об этом я рассказывал  своему другу Эду, когда мы с ним теплым сентябрьским вечером  сидели на веранде его дома в Нью- Йорке, пили  «Jack Daniel`s Tennesse Honey» и решали, какие окрестности мегаполиса посетить   на следующий день.

− Ты знаешь, Серега? ? говорит Эд. −  Слушаю тебя и думаю:  кажется, я нашел интересное место, куда мы поедем завтра  утром. В Пенсильвании, насколько я помню,  живут амиши.  Cудя по твоему рассказу, какие-то уж  очень явные параллели прослеживаются в их судьбе и в судьбе молокан. Они тоже не признают посредников в общении с небесами.  Поедем и посмотрим, нет ли среди них твоих  родственников.

От Нью-Йорка до пенсильванского округа Ланкастер, который считается центром страны амишей,  160 миль. Это примерно 3-4 часа езды на автомобиле.

День был выходным, пробок на дорогах не было, и к полудню мы уже припарковали автомобиль в небольшом поселении, которое называлось «Птичка в руке».

Осеннее солнце еще грело по-летнему.  На небольшой площади, очевидно, главной в этой деревне, стояла выкрашенная в голубой цвет повозка, укрытая серым тентом.

Ее оранжевые колеса, скорее всего, никогда не знали, что такое  пыльные дороги, но, тем не менее, я предположил, что именно она является памятникам трехсотлетней истории амишей. Именно на таких повозках в 1720 году в североамериканскую  Пенсильванию  приехала  религиозная община – представители христианского течения меннонитского направления. 

Их было не более 300 человек. Они расселились в округе  графства  Ланкастер для того, чтобы через три столетия  превратиться в самобытный и полноценный народ  со своей культурой, обычаями и традициями.

Мы с другом зашли в сельский маркет и там увидели амишей. Сначала показалось, что это просто фирменный магазин,  продавцы которого одеты в униформу. Стоящие за прилавками мужчины были в одинаковых самотканых  рубахах и черных брюках. Голову каждого венчала черная фетровая шляпа. Многие из них носили бороды, но ни у кого не было усов. Женщины все, как одна, в длинных до пола одноцветных сарафанах, сереньких фартуках и в смешных чепчиках. Что выделялось особо ? все были  рыжими и веснушчатыми.  Они продавали мед, хлеб, какие-то мясные изделия, овощи, фрукты... в общем, все то, что можно встретить в любом маркете североамериканских штатов.

Мое появление в торговом зале не прошло незамеченным:  амиши поглядывали на меня искоса, если не сказать воинственно. Я, было, подумал, что причина в  моем внешнем виде, но в это время друг кивнул  в сторону огромного  щита в центре зала, на котором красовалась надпись: «Пожалуйста, не фотографируйте людей!».  А у меня на шее висела  камера с большим телеобъективом. Она-то и вызвала переполох  среди местных. Скажу честно, если бы  не эта просьба, я бы, пожалуй, все равно их сфотографировал ? в каждом из нас живет папарацци,  но когда так просят... Я зачехлил камеру и  стал бродить между торговых рядов.

Человек без фотоаппарата амишам явно был более симпатичен. Позже я узнал, что среди членов общины принято считать, что любое изображение людей – грех. Они почему-то связывают это с библейской заповедью: « Не сотвори себе кумира». Я слабо понимал, какое отношение к ней имеет фотографирование, но решил до истины не докапываться, потому что боялся зависнуть в чужом мировоззрении – со своим бы разобраться.

Я пытался заговорить с кем-то из торгующих о жизни, но как только они понимали, что я интересуюсь не товарами, а хочу разузнать подробности их быта, сразу теряли ко мне всяческий интерес. Но я  к этому времени уже много знал о них.

По дороге в Пенсильванию мой друг Эд, человек блистательно образованный, рассказал мне о том, как в  середине 17 века в Швейцарии появилась община амишей – последователей учения Якоба Аммана.  Это учение было основано исключительно на нравственных добродетелях  и либеральном  отношении не только к грешникам, но и к греху, как к таковому.  Амиши были готовы прощать все и всем.  Они не только,  получив  пощечину по одной щеке, подставляли другую,  но еще и молились за спасение душ обидчиков.  Но, будучи староверами,  амиши не ходили в храмы, не соблюдали установленных к тому времени религиозно-государственных норм  и, что самое страшное, не почитали священнослужителей. А поскольку храм – это часть государства, то, естественно, у них появились с этим государством проблемы.  Но, если кто другой взялся бы воевать за свои права, то амиши, как абсолютные непротивленцы, просто собрали свой нехитрый скарб  на повозки, подобные той, что я видел у входа, и уехали во французский Эльзас, полагая, что там будет спокойнее.  Но и на новом месте государство недолго терпело  неподходящих  под  общий стандарт граждан, и амиши  были вынуждены переселиться за океан, в Пенсильванию.

Покинув маркет, мы вышли на улицу.   По мостовой, обгоняя друг друга, проехали  несколько кэбов – черных повозок, запряженных лошадьми.

Это единственный транспорт амишей. В исключительных случаях, если речь идет о переезде на очень большие расстояния, они, конечно же, могут воспользоваться автомобилем, но только в качестве пассажиров. Управлять машиной, а тем более, владеть ею,  амишам запрещено.

На другой стороне дороги находились антикварный магазин, кондитерская, кофейня и сувенирная лавка. 

Перед ними под открытым небом  в больших коробках лежали для продажи разнообразные тыквы: огромные оранжевые, чуть поменьше – пестрые и уже совсем необычные – зеленые тыквы-гуси.  Рядом висели скворечники, сделанные тоже из тыкв, только какой-то другой породы.

Зашли в антикварный. Я вспомнил старую истину: то, что не выбросили мы – это хлам; хлам, который не выбросили наши родители – винтаж, а вот уже винтаж, который  не выбросили наши дедушки и бабушки – это антиквариат.

Нет, конечно же, в магазине продавались действительно ценные и интересные вещи,  и стоили они очень больших денег.  Наряду с ними (кстати, не намного дешевле) на продажу были выставлены старые детские велосипеды, какие-то битые керосиновые лампы, ржавые железные чучела, похожие на снеговиков, отслужившие  давно автомобильные знаки,  металлические  таблички с прикольными надписями, дырявые плетеные корзины, фуражки, шапки, разная мебель, часы, наверное, всех марок, существующих в мире, ордена, медали, разнообразные фонарики, старые книги, чайники, вазы... впрочем,  всего не перечислить.

Кому это все нужно, подумал я?

«Все суета сует и ловля ветра».

Почему я в тот момент ни с того, ни с сего вспомнил эту фразу, сказанную бесконечно давно третьим еврейским царем Соломоном?

 Почему, вспомнив ее, я обернулся?

Откуда взялся тот мужчина за моей спиной, который, не мигая, смотрел мне в глаза, когда взгляды наши встретились?

? Ты что ищешь, ковбой? – спросил незнакомец, обращаясь ко мне.

Он был высок и строен, этот человек. Его волосы цвета выгоревшей пшеницы непослушными вихрами выбивались из-под фетровой шляпы.  Конечно же,  шкиперская бородка от уха до уха и отсутствие усов. Лицо щедро усыпано веснушками. Настоящий амиш. И одет он был так же, как все амиши: черные самотканые брюки на подтяжках, светлая рубаха с крючками вместо пуговиц, черные тяжелые ботинки. Некогда голубые глаза смотрели на меня строго, но без агрессии и недовольства.

 ? Ты что ищешь? – Повторил он свой вопрос и добавил: ?  Я могу тебе чем-нибудь помочь?

 ? Я хочу разобраться в образе вашей жизни. Мне интересно, почему вы живете общиной? Правда ли, что не пользуетесь электричеством? Почему вас не искушает испытание свободой? Вы живете, как зерна граната в одном плоде. Неужели вам неинтересно то, что происходит в мире? Почему вы не путешествуете? Всем известно,  амиши – состоятельные люди. Так почему же ваши дети не учатся в достойных американских университетах? Да, вопросов много, но никто не желает со мной говорить об этом. Да, в конце концов, почему бороды носите, а усы нет? Неужели вы считаете, что все рассказанное  и написанное о вас, правда? Более того, я хотел найти у вас какие-то общие черты с моими предками, с молоканами. Но как я могу это сделать, если вы закрыты, как улитки в раковинах?

Я задавал незнакомцу вопрос за вопросом, не надеясь, если честно, получить ответы.  Но мне очень хотелось узнать об этом народе что-то новое, что о них еще не написано. То, что это народ, а не просто религиозная секта, я уже не сомневался. Хотя бы потому, что никто меня не агитировал здесь за правильную веру.

Мой спутник, к моему удивлению, спокойно выслушал меня, посмотрел грустными глазами и сказал только одно слово:

? Пойдем.

Куда? Зачем?  Это он объяснять не стал. Просто вышел из магазина и не торопясь пошел вглубь деревенской улицы. Он не оглядывался, чтобы убедиться, иду ли я следом за ним. Мне показалось, что он был просто уверен в этом.

Зачем я пошел за ним?  Я знаю точно, что не принадлежу к  той категории людей, которым надо все, что встречается на пути,  непременно потрогать руками. Обычно мне бывает достаточно посмотреть со стороны, чтобы понять суть вещей.

Тем временем мы, кажется, куда-то пришли. Мужчина открыл калитку и пропустил меня вперед. Я оказался во дворе большого, но аккуратного дома.   Дом как дом, только как-то неухоженно смотрится: цветов в палисаднике не хватает. Но вместо них по двору совершенно свободно ходили куры, коза с козленком, графитового цвета огромная свинья, а у забора в высокой траве прятались кролики.

Заметив, что я обратил внимание на отсутствие всяческого декора, амиш сказал:

? Мы не украшаем дома резными палисадами и не выращиваем цветы, это противоречит нашим представлениям о вере.

? А в чем противоречие? ?  спросил я. – Цветы-то,  чем провинились?

? Ты знаешь, ковбой, я не буду утруждать себя тем, чтобы всяким мелочам искать объяснение. Я просто скажу тебе:  мы живем праведно.  Ты можешь сразу принять именно этот ответ на все остальные вопросы, которые у тебя возникнут позже. И не важно, найдешь ли ты в нем логику или нет.  Но тебе я скажу  то, что ты не прочитаешь нигде. Не знаю почему, но я считаю, что тебе можно доверять.

Наши дети учатся в общинной школе и там  их обучат всему, что им пригодится в жизни: чтению, счету, письму, основам геометрии и астрономии, столярному делу и домоводству. 

Они будут уметь разводить  животных и ухаживать за ними.  Этого вполне хватит амишу, чтобы стать достойным членом нашей общины.  И не потому, что «в многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь», а просто потому, что жизнь амишей предусматривает несколько иной уклад. Ты  знаешь, в моем доме нет икон, хотя мы истинно верующие люди. Мы не носим крестов, хотя сохранили крещение как обряд и таинство. Но крестятся амиши не в детстве, когда у них никто не спрашивает желания, а в сознательном возрасте, лет в 18 -20, когда сами сделают выбор.

Ты говорил про искушение свободой, помнишь? 

Когда амиш начинает взрослеть, у него наступает так называемая  "румшпринга" – время, когда ему можно испытать все пороки  цивилизации и оторваться, как у вас говорят, по полной.  Он может уехать в любой город, вести там свободный образ жизни.  Падение в бездну наркотиков, алкоголя и безумия – это нормально, но лишь до тех пор, пока ты твердо знаешь, как вернуться назад.

Если к 21 году он не вернется к амишам, никто, включая родителей,  никогда не вспомнит даже его имя. Но чаще всего молодые люди, наевшись этой свободы досыта, возвращаются домой. Молодые мужчины по возвращении получат  в подарок от общины черную повозку с лошадью, а когда женятся, амиши всем миром построят ему дом.

? Хорошо, ? сказал я. ? А почему мужчины носят бороды, а усы бреют?

? Как только у амиша появляется семья, он начинает растить бороду, а усы, как орудие сладострастия, бреет.

? Орудие чего? – удивился я. – Сладострастия? А усы-то каким боком к сладострастию?

Тут я вспомнил, как капитан Куземко - командир роты, в которой я служил  сто лет назад, запрещал солдатам носить усы, утверждая перед всем личным составом,  что солдат с усами уже не боевая единица, а «обуревший дембель». Капитан, наверное, тоже был в душе амишем, только в казарме о сладострастии говорить  как-то неприлично.

? Я же тебе сказал, ? продолжал мой собеседник, ? На все твои вопросы я уже ответил: мы живем праведно.

Ты прочитаешь где-нибудь, что мы не пользуемся электричеством, не пашем землю тракторами, не употребляем для выращивания урожая удобрения. Это все так, но это не главное. Главное то, что у амишей свое предназначение на Земле. Ты многое повидал. Не удивлюсь, что на твоем пути встречались и ангелы, белые и черные.

Амиши – рыжие ангелы Создателя.  Они появляются на свет тогда, когда силы дня и силы ночи достигают равновесия и только им достаются первые звезды, падающие с небес. Ты будешь читать на ваших грешных форумах о том, что амиши считают окружающий мир  игровой  площадкой для дьявола. Там ты узнаешь, что мы стремимся получить шанс ожить после смерти и не увидеть пылающих костров с пляшущими хвостатыми существами. Ты решишь, что наша жизнь – это тяжкий труд и вереница нескончаемых страданий и смирений.

Не верь! Мы просто живем сегодня. Здесь и сейчас. Мы любим нашу Землю и любим работать на ней. Мы сильны от своей веры, потому что не растрачиваем силы на посредников. Мы вправе никому не исповедоваться, потому что Создатель живет в душе каждого из нас. Возможно, что и твои молокане таким же образом оберегали собственный мир от суеты и чужих рук. Кстати, они такие же рыжие, как и мы. Возможно, тоже ангелы.

Ты пойми, пока вы будете искать отличия нашей жизни от вашей, а разницу находить лишь в каких-то бытовых особенностях, истина всегда будет ускользать от вас. Вы будете ловить только ветер. Мы никогда не строили нашу веру на основе зависти или злобы, мы противники хитрости и насилия. Только сострадание  и любовь к ближнему своему может успокоить любую мятежную душу.

? Хорошо, а почему мы стоим у вас во дворе? Разве вы не пригласите меня в дом? Зачем мы шли сюда? –  спросил я собеседника.

? Нет, ковбой, в дом тебе нельзя. У тебя усы.

? А если я их сейчас сбрею, можно будет?

? Нет, ты живешь не праведно.

? А кому это решать? ? не унимался я.

? Тебе и решать. Кому же еще? Ты сам себя проси и сам себе ответь. Более правдивого ответа ты ни от кого не получишь. В душе каждого человека живет Бог, потому себя не обманешь. Надеюсь, ты понял. А сейчас прости, я не могу больше говорить с тобой об амишах. Я и так много сказал.

Он открыл мне калитку, я вышел на улицу. Легкий ветер приносил с полей легкий аромат полевых цветов.

Дышалось легко.

В синем небе куда-то летел воздушный шар.