Эта история произошла в нашем городе ровно 200 лет назад с офицером французской армии Этьеном Жераром. «Я расскажу вам о России», – написал в своих мемуарах (конечно же, рукою Артура Конан Дойла) отважный кавалерийский бригадир – герой целого цикла повествований о наполеоновских войнах. – «Сейчас это кажется мне страшным сном! Кровь и лед. Лед и кровь». Рассказ о трагедии, постигшей французов в Минске, кажется, стал аллегорией всей неудавшейся кампании 1812 года – видимо, поэтому белорусский город и белорусы были наделены автором некой «русскостью» (которой на самом деле еще не могло появиться хотя бы потому, что наш край к тому времени был «русским» менее двадцати лет). Великий мастер детектива в своих описаниях явно не учел этого, а потому, кратко пересказывая события рассказа «Как бригадир побывал в Минске», позволю себе делать некоторые заметки на полях. Итак…

…Поздней осенью 1812 года Великая армия Наполеона отступала по Смоленской дороге в сторону Вильно. С каждым днем ее положение становилось все более отчаянным. «С казаками мы, хоть и промерзшие до костей, кое-как справлялись, но бороться с голодом оказалось нам не под силу. Надо было добыть провиант любой ценой», – вспоминал бригадир Жерар, приводя далее слова приказа, который дал ему маршал Ней, стоя у развернутой карты: «Вот здесь, к югу от нас, город Минск. Русский перебежчик сообщил, что в городской ратуше хранятся большие запасы зерна. Берите людей, сколько считаете нужным, отправляйтесь в Минск, захватите зерно, погрузите его на повозки, какие найдете в городе, и присоединяйтесь к нам. Если вы потерпите неудачу, что ж, мы потеряем только один отряд. Зато в случае успеха это – спасение для всей армии».

Как и подобает герою, бригадир заверил своего маршала, что «если только это в человеческих силах, зерно из Минска будет доставлено». Для этого поручения он выбрал эскадрон гусар и тридцать польских улан. В ту же ночь они двинулись в путь, и вот уже на горизонте показался «большой город, над которым во множестве сверкали купола церквей. Видимо, это и был Минск». Безусловно, если бы Этьен Жерар был реальным персонажем, а не вымышленным, он бы не увидел в городе тех лет сверкающих куполов – его силуэт со стороны Троицкого предместья (а именно оттуда должен был въезжать отряд) тогда, как и теперь, формировали башни костелов Верхнего города, а православная церковь в то время в Минске была одна – Екатерининская (на Немиге).

«Русские» мотивы еще прозвучат в описании места («золоченые купола церквей и колоколен поблескивали над заснеженным горизонтом»), но прежде французы возьмут на подступах к городу «языка» – капитана гродненских драгун Алексиса Баракова (в русскоязычном издании «Приключений бригадира Жерара» находим уточнение, что в составе царской армии служили гродненские гусары, а не драгуны). У Баракова была обнаружена записка следующего содержания: «Пусть французы придут в Минск. Мы готовы». Никто из отряда не смог перевести это простенькое послание («мои гусары не могли взять в толк, что это значит», а «все поляки были простые, неграмотные люди»), поэтому за помощью обратились к дочери священника небольшой деревушки Доброва – Софи (наверное, в действительности ее звали бы Зося).

«Здесь сказано, – объяснила она, – что если французы придут в Минск, все погибло. (…) Из записки стало ясно, что зерно действительно в Минске, а защищать его некому, потому что войск там нет. Высунувшись из окна, я поспешил отдать приказ, трубач заиграл сбор. (…) Когда солнце уже начало клониться к западу, мы очутились на широкой главной улице и поскакали по ней под крики мужиков и визг испуганных женщин, пока не оказались перед ратушей. Я остановил своих кавалеристов на площади, а сам с двумя сержантами бросился внутрь.

Господи, никогда не забуду, что я там увидел! Прямо перед нами, выстроившись в три ряда, стояли русские гренадеры. Когда мы вошли, они вскинули ружья, и прямо в лица нам грянул залп. Удэн и Папилет упали на пол, подкошенные пулями. С меня же пуля сбила кивер, и в доломане появились две дыры. Гренадеры бросились на меня со штыками. (…) Я выбежал из ратуши, но площадь была запружена войсками. Со всех боковых улиц на нас скакали драгуны и казаки, а из домов открыли такую пальбу, что половина моих людей рухнула на землю».

Так бригадир Жерар попал в плен. Половина его солдат лежали мертвыми на главной площади Минска, а «русские с ликующими криками столпились вокруг. Жалкую горстку уцелевших согнали на крыльцо ратуши. Было ясно, что я завел их в хитроумную западню». Вскоре, привязанный ремнем к стремени драгунского сержанта, Жерар с остатком своих людей «в самом плачевном положении выехал из Минска». Далее Конан Дойль повествует о злоключениях бригадира в плену и о его чудесном освобождении благодаря… все той же красавице Софи. При этом, помогая Этьену выбраться, девушка из-под Минска пафосно произносит «Я русская, и для меня всего важнее долг перед родиной»… Через два дня бригадир Жерар нагнал свою армию и «снова оказался в печальной колонне, которая плелась по снегу, оставляя за собой длинный кровавый след».

P.S.  В эти дни в Национальном историческом музее проходит выставка «Война 1812 года в истории Минска». На ней представлены бумаги, свидетельствующие об отведенной Наполеоном Минску роли центрального склада провианта – так что ратуша полная зерна не была фантазией Конан Дойла. А еще пытливый взгляд обнаружит здесь документы, которые прямо или косвенно указывают на то, что для минчан Бонапарт и его армия являлись вовсе не тем, чем, например, для москвичей. Чего стоит одна только программа празднования дня рождения французского императора в Минске 15 августа 1812-го! Тут и показательные выступления пехоты с кавалерией, и общегородские соревнования по бегу, и присвоение площади Верхнего рынка имени Наполеона (куда ж без этого!), и даже запуск воздушного шара в Городском саду (кстати, ранее считалось, что первый запуск аэростата минчане увидели в 1891 году, оказалось – в 1812-м)… Фантазия местных жителей, «не думавших спасаться из города и спокойно, с радостью ожидавших французов, видя в них своих освободителей» (это слова из книги «Россия: полное географическое описание нашего отечества», 1905 г.) фонтанировала и наверняка могла бы дать фору даже сэру Артуру Конан Дойлу.