Меньше месяца осталось до 125-го дня рождения Марка Шагала. Его имя стало одним из брендов Витебска, ежегодно привлекающим в город тысячи туристов. Трудно поверить, что еще в 70-е городские власти и слышать не хотели о признанном и почитаемом во всем мире художнике. И только благодаря несгибаемости и настойчивости отдельных людей его имя увековечено в истории Витебска. Накануне юбилея мастера корреспонденту TIO.BY удалось встретиться с человеком, который первым начал возрождение имени Шагала на Витебской земле. Давид СИМАНОВИЧ – поэт, прозаик, переводчик, в том числе и стихов Шагала с идиш, тележурналист, создатель Шагаловских комитетов в Витебске и немецком Нинбурге, автор идеи проведения ежегодных Шагаловских чтений, вечеров «У Марка и Беллы», инициатор открытия музея Шагала и установки памятника художнику. К слову, 26 июня он отпразднует свое 80-летие. В беседе за чашечкой кофе Давид СИМАНОВИЧ рассказал читателям нашего портала о развернувшейся вокруг имени Шагала борьбе, о первых послевоенных хозяевах родительского дома и первой музейной экспозиции в его стенах, о старом, хранившем сборник сочинений Шагала библиотекаре и других не менее значимых событиях «шагаловской саги» в Витебске.
– Давид Григорьевич, рассказывая о Шагале, вы непременно упоминаете имя библиотекаря Марка Буркаша, от которого вы впервые услышали имя художника. Как это произошло?
– Марк Буркаш был со мной в добрых отношениях. Он работал в библиотеке ветеринарной академии. Часто, как старый витебчанин, он водил меня по городу, ведь я полешук, а в Витебске оказался по распределению. Марк Буркаш мне о многом рассказывал. Однажды он привел меня на сегодняшнюю улицу Покровскую, которая тогда называлась именем Феликса Дзержинского, указал на один из сохранившихся старых домов и сказал, что он связан с именем художника Марка Шагала. Выглядел он по-другому, нежели сейчас. Двор был запущен, застроен курятниками. Никакого указателя не было и в помине, на доме висела лишь табличка с надписью «Ул. Дзержинского, 11». Впоследствии выяснилось, что это родительский дом – Шагал там часто бывал, но родился на Песковатиках, где сейчас ничего не сохранилось. С Шагалом было связано несколько адресов в Витебске. Один из них находился прямо напротив родительского дома, но сейчас не сохранился, где Шагал поселился вместе с Беллой. То есть с Бертой, а сам он был Мойшей. Это потом они взяли себе артистические имена, поскольку жили-творили в искусстве.
Так я впервые по-настоящему услыхал о Шагале. До этого из художников я был знаком только с творчеством Исаака Левитана и Валентина Серова.
Я не видел ни одной работы Шагала. Однажды я пришел к своему другу, а он вытащил большой том в красной обложке и сказал: «Здесь Шагал никому не нужен, но в Лос-Анджелесе отмечалось его 80-летие, и вышла книга на идише «Мир Марка Шагала». Он мне ее показал, и я впервые увидел в ерундовых черно-белых репродукциях настоящего Шагала. Творчество художника я узнавал по старым репродукциям, который мне показывал старый библиотекарь. Я воспринимал его скромно, тихо, не понимая ни его великого значения, ни того, что еще впереди меня ждет.
Потом прошли годы. И Марк Буркаш умер. Я, как один из добрых знакомых, пришел помогать его вдове. У него была очень хорошая библиотека. Я привел к нему в дом всю телестудию, где тогда работал, чтобы мои коллеги покупали книги библиотекаря. Когда все закончилось, вдова Буркаша подвела меня к полке, сказав, что эти книги ей некому отдать, возможно, я захочу что-нибудь взять. Многие книги на полке были на идише. Среди них я наткнулся на красный том, который он мне когда-то показывал. Придя домой и, вооружившись идишским букварем, я стал вспоминать буквы, и потратил много вечеров, чтобы разобраться хотя бы в названиях. И однажды я прочел: «К моему Витебску». Какая это была удача! Я стал немедленно переводить письмо Шагала, или стихотворение в прозе, обращенное к городу Витебску и впервые опубликованное в нью-йоркской идишской газете 15 февраля 1944 года.
– Перевод этого письма был опубликован?
– Когда мы стали больше и чаще говорить о Шагале, я сделал попытку это письмо опубликовать. Никто не хотел печатать текст. Отовсюду я слышал: «Что? О Шагале? Как мы это будем публиковать?!» Наконец, к столетию Марка Шагала – шел 1987 год – обращение художника к Витебску напечатала «Литературная газета». Тогдашний редактор «литературки» писатель Александр Чаковский ходил в ЦК партии, чтобы соизволили разрешить публикацию, и – разрешили. После долгих раздумий решили напечатать его на 14-й политической полосе, но при этом опустили, с какого языка был переведен текст. В тот год в Москве открывалась грандиозная шагаловская выставка. Перед этим в Витебск приезжал Андрей Вознесенский, и итогом поездки стала статья в «Огоньке» «Гала Шагала».
Столетие Шагала не прошло бесследно и в Витебске. Об этом я пишу в своей книге «Витебский вокзал»:
«3 марта. В большом зале обкома – пресс-конференция. Первый секретарь обкома Григорьев отвечает на вопросы журналистов, собранных со всей области. Отвечая на первый же вопрос о шефстве города над селом, он вдруг почему-то переходит на Шагала (тоже на букву «ш»?). По его словам, Ш. нас «политически не устраивает», он «сионист», «возглавлял(?) самое реакционное крыло сионизма», «расписал кнессет», «ни одного доллара, ни одной картины Витебску не дал», «как можно отмечать столетие, что скажут арабы, они тут же пришлют ноту протеста», и «о каком музее может идти речь», «так еще кто-нибудь предложит поставить памятник Гитлеру»…
Потом он говорил еще очень долго. А когда настало время задавать вопросы, я поднялся и сказал:
«Мне стало грустно, оттого что многие воспримут ваши слова как соответствующее указание, поймут так, что уже и имя Шагала упоминать нельзя. Когда-то Ленин четко и ясно сказал о противоречиях в творчестве и мировоззрении Толстого. А Бунина издаем и читаем, зная, что он не принял революцию, а я с гордостью тем не менее писал о том, как он побывал в Витебске и какие слова посвятил нашему городу. Сегодня появились публикации и романов Набокова, и стихов Ходасевича, в «Огоньке» уже есть и Гиппиус, и Мережковский, которые вообще выступали против советской власти. Почему же мы готовы отказаться от великого художника, нашего земляка, который пронес славу Витебску по всему миру. На основании чего мы хотим это сделать? На основании каких домыслов и умыслов? В угоду кому? Ваши слова завтра же будут истолкованы так, что о Шагале уже и вспоминать нельзя. А ведь совсем недавно в своих лекциях говорили так известные своим открытым антисемитизмом Бегун и Евсеев, на которого вы ссылаетесь, они объявили сионистами даже Эренбурга и Маршака, но мы-то знаем, что это не так, но кому-то это выгодно. Время идет, и мы уже просто не успеем создать музей Шагала к его юбилею. Надо подумать хотя бы о том, как достойно отметить его столетие в городе, где он родился. Мой вопрос: не хотите ли вы уточнить свою позицию и поставить точки над «і»?»
Между тем борьба за Шагала продолжалась. В «ЛіМе» напечатали мою статью «Ці дайшла да нас перабудова?», которая наделала много шума. Главная идея статьи заключалась в том, что, если бы она («перабудова») до нас дошла, то у нас Шагала объявили бы великим художником, как и во всем мире.
24 ноября прошла пресс-конференция с Григорьевым в редакции «Витебского рабочего», где он сорок минут громил меня и мою статью. Чего только в его речи не было: экстремистские действия Симановича, партия найдет силы встать на вашем пути, вы вбиваете клин между партией и интеллигенцией, между интеллигенцией и рабочим классом. Я сидел пригнувшись и записывал то, что он говорил. А он развешивал политические ярлыки. В каком-то месте я воспользовался паузой, встал и произнес речь, каких не произносил никогда. И уже, наверно, не произнесу:
«Я не отказывюсь ни от одного своего слова и вспоминаю, как вы обрушились на меня, когда я заговорил на пресс-конференции о памяти великого художника и о музее Шагала. Это было полтора года назад. А теперь вы уже говорите о нем в других тонах. Так будет и с этой статьей, мне бояться нечего. Я делаю свое дело честно и открыто. Мое дело со мной. А вас ждут перемены». Обо всем наболелом я говорил остро, без оглядки. Все сидели, опустив головы, поднимали их и с ужасом поглядывали на меня, особенно когда я что-то напророчил, что бояться надо тем, под кем шатаются кресла. И они слетят с них, если не поймут, что наступило иное время».
Наступила томительная пауза. Все ждали, как будет реагировать Григорьев. А он вдруг, нарушая паузу, сказал: «Я думаю, что должен принести товарищу Симановичу свои извинения. Я, возможно, немного погорячился». Конечно, аудитория и я такого не ожидали.
– Можно ли этот эпизод считать переломным в возрождении имени Шагала?
– Отчасти. Главный гонитель Шагала становится его заступником. В 90-е годы наступили совсем другие времена. В январе 1991 года формируется Шагаловский комитет, и я становлюсь его председателем. Он был очень большой, как любят создавать подобные комитеты. Что должен делать Шагаловский комитет? Во-первых, вернуть имя Шагала городу. Во-вторых, увековечить его имя. И, наконец, создать музей Марка Шагала. Мы начинаем проводить традиционные Шагаловские дни, на которых говорим о художнике. На открытие первых Шагаловских дней пришло руководство города во главе с Григорьевым, приехали Василь Быков и Рыгор Бородулин. Из частных коллекций, а также из Псковского музея нам удалось привезти картины художника – так витебчане впервые увидели Шагала.
Вторые Шагаловские дни стали уже международными. Нам удалось пригласить и Третьяковскую галерею, и гостей из Германии. Поддержать нас приезжает и Быков, несмотря на большой юбилей Янки Купалы, проводимый в Минске. На открытии он произнес среди прочего и такие слова:
«Даўно вядома, што мы, беларусы, надзвычайныя тугадумы, схільныя да вельмі, можа, і правільнай, але гэтак жа і спазнелай думкі. Таму і асуджаны на задворкі гісторыі, на тое, каб падбіраць аб’едкі з багатых сталоў болей увішных суседзяў. Але каго можна вінаваціць за тое?..
Калі ў вачах сусветнай супольнасці мастакоўскі геній Шагала ўжо ўвабраўся ў зеніт славы, у нас толькі яшчэ разгортваліся дыскусіі: таленавіты Шагал ці не, наш ён ці не наш, сіяніст ці антыкамуніст. Цяжка было зразумець не толькі на бытавым узроўні, але і спецыялістам, што тыя развагі – не болей чым сведчанне нашай правінцыяльнай драмучасці, што талент Шагала вышэй за нашыя закасцянелыя догмы, і таму непадлеглы нашым развагам . Шагал – геній сусветнай культуры, але ён нарадзіўся на нашай зямлі, выхоўваўся ў тутэйшым яўрэйскім асяроддзі. Баюся, што на ягонай радзіме, у Беларусі, яго прызнаюць апошнімі. Сумна гэта і горка».
На вторых чтениях мэр города Федорчук вручил мне Шагаловскую премию – единственному человеку в мире. Потому как больше ее никогда и никому не вручали.
– Как раз за несколько дней до дня рождения Марка Шагала в 1992 году Шагаловскому комитету удается выполнить еще одну из намеченных целей – поставить памятник художнику...
– Действительно, одним из важных дел, которые мы замышляли, было создание памятника Шагалу. Городские власти кричали, что надо объявить всемирный конкурс, но тогда это затянулось бы на многие годы, а медлить было нельзя. Автором памятника стал витебский скульптор Александр Гвоздиков, который трудился в своей мастерской сразу над двумя памятниками – Шагалу и Пэну. Вместе со мной памятник открывали Быков и Бородулин. Приведу некоторые слова, которые в своей речи произнес Быков: «…Беларусь і Віцебск урэшце пачынаюць прызнаваць свайго славутага сына Марка Шагала. Безумоўна, людзі такога маштабу, мастакі часу, як Марк Шагал, не надта, можна сказаць, і маюць патрэбу ў прызнанні нейкай там правінцыі. Слава іх разышлася па ўсім свеце. Але ўсё-ткі іменна гэтая слава будзе вельмі няпоўнай, калі адносіны да Марка Шагала на яго Радзіме ў Беларусі, у Віцебску, на яго вуліцы не стануць такімі ж, якія ўжо ўсталяваліся ў свеце. Гэта, можа быць, больш за ўсё патрэбна яшчэ іменна нам…»
– Как могло случиться, что сегодняшнюю улицу Покровскую хотели назвать именем Марка Шагала?
– Мы думали о том, как отметить день рождения Шагала на его улице. Мэр города Федорчук пошел на то, чтобы изменить название улицы Дзержинского. Сначала он предлагал, и «Витьбичи» успели с заседания горисполкома напечатать маленький репортаж, где говорилось, что старая улица Дзержинского будет теперь называться улицей Шагала. После этого, я побежал к Федорчуку и сказал: «Что вы натворили? Получается, Шагал жил на улице Марка Шагала?». А он, оказывается, думал, что сделал приятное и мне, и всем, кто любит Шагала. Поднялся шум. Тогда приняли другое решение: да, улица Дзержинского не будет существовать, но она должна быть такой, какой была при Шагале – улицей Покровской.
– Когда и как удалось осуществить еще одну поставленную перед Шагаловским комитетом задачу – открыть музей?
– Официальное открытие дома-музея на улице Покровской произошло в 1997 году. Но я считаю, что мы неправильно определяем начало создания музея. Он родился в 1992 году, когда Юрий Черняк предложил оформить первую экспозицию в доме, где жила чета Мейценых – Зяма и Раиса. Я уговорил их, чтобы ко Вторым шагаловским дням они освободили одну комнату и пускали бы в нее посетителей. Комнату освободили на месяц. Мы нашли старую посуду, предметы мебели, семейные фотографии, из чего и была создана экспозиция. На первых парах о Шагале и о доме рассказывали сами Мейцены. Мы с Вознесенским даже придумали красивую историю, что супруги узнали, в чьем доме им предстоит жить, на собственной свадьбе, когда мать жениха восторженно произнесла: «Дети, а вы знаете, в каком доме вы живете? Здесь жил художник Марк Шагал!» Я дал Рае большую тетрадь, в которую она записывала приходивших посетителей – теперь она хранится в музее. Снимать комнатку родительского дома приезжали даже японцы, которые силились понять, почему Шагала не признают на родине. Посмотреть на экспозицию в основном приезжали зарубежные посетители, горожанам и сейчас во многом не интересна судьба художника. Среди записей чаще всего встречались такие: «…в этом доме должен быть музей», «во всем мире его любят, до каких же пор…» Весь мир хотел, чтобы здесь был дом-музей Марка Шагала. С Мейценами удалось договориться: они уступили дом за три квартиры, а потом и вовсе улетели в Израиль. Музей создавался общими усилиями, помогали и зарубежные организации. Так, созданный мною Шагаловский комитет в Нинбурге пеерчислил на ремонт дома довольно крупную по тем временам сумму в марках.
– В Витебске нет ни одной живописной работы Марка Шагала. Говорят, что внучка художника, согласно завещанию деда, готова была передать 40 полотен Шагала витебскому музею. Но тогдашнее руководство города отказалось от такого подарка, сославшись на то, что музей не в состоянии обеспечить должные условия хранения картин, на которых настаивали наследники. Как вы можете прокомментировать это событие?
– На моей памяти такого не происходило. Скорее всего эту историю придумали и «раздули» журналисты. Вот что я знаю достоверно, по рассказам Евгения Евтушенко. Правда, это происходило намного раньше, еще в 60-е. Когда он был в Сент-Поль-де-Вансе, Шагал ему сказал, что подписывает монографию-альбом Никите Хрущеву и просил ему передать, что единственное его пожелание – домик на окраине Витебска, где он мог бы жить. Шагал за это готов подарить родине очень много своих работ. Евтушенко привез альбом и встретился ввиду отсутствия Хрущева с его помощником – Владимиром Лебедевым. Евтушенко передал альбом, и когда они почти простились, Лебедев открыл альбом и закричал: «Евреи? Да еще и летают? Это нам не нужно. Заберите свой альбом!» Альбом Евтушенко так и не забрал, его потом отдали режиссеру Михаилу Ромму. Несколько работников нашего музея утверждали, будто слышали от кого-то, что Шагал готов подарить работы, но никто к этому серьезно тогда не отнесся. Когда в 1973 году Шагал приезжал в Москву, где оставил много работ, он хотел посетить Витебск, но его отговорили. Шагалу сказали, что тот город, который он рисовал всю жизнь, больше не существует.
– На ваш взгляд, в полной ли мере город использует имя Шагала? Удачна ли идея создания Шагаловского квартала?
– Я осторожно к этому отношусь и совсем не думаю, что надо Витебск превращать в Шагаловск. На мой взгляд, мы многое успели сделать. Теперь наше дело должна продолжать молодежь.
– Вы много путешествуете и во время поездок стараетесь найти и посетить места, связанные с именем Шагала. Куда бы вы посоветовали отправиться?
– Славные следы нашего великого земляка Марка Шагала остались во многих городах и странах. И, естественно, приезжая в Германию или во Францию, я ищу эти следы, пытаюсь пройти теми дорогами, по которым ходил один из самых знаменитых художников нашего времени. Чаще всего я бываю в Израиле и не могу не интересоваться теми местами, которые связаны с именем Марка Шагала. И, конечно, первым таким местом, как и для каждого, стал для меня Иерусалим. В городе есть аллея Шагала, кафе его имени, в кнессете – шагаловская мозаика. Но самое значительное произведение Шагала в Иерусалиме – это витражи в синагоге медицинского центра Хадасса. Они известны всему миру. На них дышит сама история, события, связанные с Библией, с Ветхим Заветом, с еврейской Торой: 12 колен Израилевых, Иаков и его сыновья, Иосиф и его братья – все это в яркой шагаловской манере предстает перед каждым, кто приходит сюда. Работы эти, распространенные по всему миру в репродукциях, в израильских школах являются своеобразным учебником истории. 12 больших шагаловских витражей, над которыми художник вместе со своими помощниками работал долгое время, – сегодня украшение Иерусалима и, наверное, одно из главных мест, которое мечтают посетить приезжающие со всего мира туристы.
Если то, что связано с работами Шагала в Иерусалиме, известно во всем мире, то в самом Израиле есть шагаловские места, о которых знают гораздо меньше. В Хайфе – третьем после Иерусалима и Тель-Авива крупнейшем городе Израиля – есть Дом Шагала. Когда много лет назад я узнал об этом, мне захотелось там побывать, захотелось еще и потому, что таких домов на планете мало – Дом Шагала в Витебске и Дом Шагала в Хайфе. Оказалось, что история этого дома интересна сама по себе, Шагал бывал здесь несколько раз. А самое интересное – присутствовал на открытии этого Дома художников, Дома искусств. И здесь на открытии ему как почетному гостю был вручен символический ключ от дома, которому тогда же присвоили имя Шагала, и с тех пор в доме проходят выставки израильских художников.
Третьим местом Израиля, местом, тоже связанным с именем Шагала, стал обыкновенный киббуц. Правда, не такой уж и обыкновенный. Среди трех музеев здесь есть и художественный… О киббуце Эйн-Харод я знал и раньше. В богатой коллекции его художественного музея собраны работы Левитана, Модильяни, многих художников-евреев. Свои работы дарил в разные годы музею и Марк Шагал. В дневнике важнейших событий, который ведется здесь, есть протокол-отчет о пребывании в киббуце Марка Шагала. Он приехал сюда на открытие выставки своих работ. А в речи своей он вспоминает Витебск, говорит, что большая дорога пролегла от Витебска до этого киббуца. Он вспоминает, как когда-то в большую дорогу провожала его на витебском вокзале мама. А на дороге этой было много работ, много дел, много мук и страданий, побед и счастья.
Теперь здесь представлены его литографии, которыми очень гордятся жители киббуца. Одна из них – «Часы». Часы в полете над Витебском. А внизу – витебская земля. В музее представлены многие работы, и о каждой из них сотрудники готовы долго рассказывать.
Жаль, что у нас нет никаких связей между Витебском и Хайфой. Хорошо бы их наладить. Мне удалось поговорить на эту тему с художниками. Все они согласны что-то делать. Но пока никто не совершил первый шаг.