Интервью из рубрики «Прессбола» «НеПРОФИЛЬный актив» интересно «ТиО» прежде всего тем, что рассказывает о видном израильском дипломате. 

***

О том, что Чрезвычайный и Полномочный Посол Израиля в Беларуси Иосиф ШАГАЛ обладает креативным мышлением и отменными организаторскими способностями, я убедился на практике. А именно — в самом конце интервью, главной проблемой которого для меня было вместить его в газетный разворот.

За свою жизнь этот бывший бакинец создал несколько популярных газет и журналов, написал нашумевший в Союзе роман «КГБ в смокинге», стал одним из самых узнаваемых людей не только в Азербайджане, но и в Израиле, где продолжил журналистскую карьеру, потом стал депутатом кнессета, затем — послом... 

Природа таких неугомонных личностей всегда интересна окружающим, и потому я не раздумывал над первым вопросом.
— Стремление пробовать и узнавать многое — это скорее качество врожденное. На самом деле я не очень работоспособен и организован. Просто не люблю однообразие. Деньги для меня не играли решающей роли: если предлагали не самую оплачиваемую, но интересную работу, я соглашался. Кроме того, коль уж ты рожден евреем, то все должен делать в три раза лучше представителей другой национальности.
Полагаю, объяснять, почему, не надо...

— Баку 60-70-х — это был не рутинный город?

— Это был город-сказка, город-мечта, который вспоминается сегодня, как Атлантида. В конце XIX века Альфред Нобель и другие богатые предприниматели ринулись в Баку на разведку нефтяных месторождений. Город стал интенсивно застраиваться, параллельно впитывая в себя многие культуры, в основном западноевропейские. Соответственно менялась публика, азербайджанцы начали подтягиваться к Европе, отправляли своих детей на учебу в Сорбонну и Гейдельберг, стал зарождаться реальный буржуазный класс. Короче, возникли предпосылки для появления первой демократии на Востоке…

В 1918-м была создана Азербайджанская Демократическая Республика. Разумеется, с прорывом в Баку в 1920 году Красной Армии эта демократия приказала долго жить. Началась новая история Азербайджана, методично уничтожившая наработки демократов. А потом были война, эвакуация…

В Советском Союзе — что бы там ни говорили — была своя богема. Самые крутые художники, писатели, актеры, скульпторы, музыканты не хотели уезжать слишком далеко от Москвы.

А Баку как раз являлся точкой, минимально приближенной к линии фронта. Иными словами, он выглядел привлекательнее Ташкента и Алма-Аты, куда в основном эвакуировались творческие кадры. И потому все московские и питерские театры, «Мосфильм» вместе с Орловой и Александровым осели в Баку.
Когда закончилась война, многие не торопились возвращаться: привыкли, обзавелись друзьями. В городе осталось много интеллигенции, и это породило в начале 60-х бум в культурной жизни Баку.

Добавлю к сказанному, что азербайджанцы, как, впрочем, и другие восточные народы, достаточно условно воспринимали этические нормы, заложенные в «Моральный кодекс строителя коммунизма». В отличие от тех же белорусов — самого правильного в этом отношении этноса в составе СССР, воспринимавших эти идеи буквально. Я служил в Рогачевской дивизии и хорошо помню: в Белоруссии не брали взяток, давали сдачу до копейки и исправно, не ропща, выстаивали в очередях.

В Баку же — очень по-доброму, по-соседски — один наживался за счет другого. Например, в трамвае, проезд в котором стоил три копейки, считалось неприличным просить сдачу с двадцати копеек. Но тот же трамвайный кондуктор, приходя к тебе назавтра стричься, вместо десяти копеек оставлял полтинник.

Та система кругового материального стимулирования за счет советской власти была идеально отработана в Тбилиси, хотя и в Баку редко давала сбои. Неслучайно народ в этих знойных краях жил сравнительно безбедно, искренне недоумевая, чего это русские так нервничают в очередях. И хотя на прилавках магазинов ничего толком не было, в холодильниках у населения было все. Самый популярный бакинский тост тех времен — «Чтоб завтра было не хуже!»

От бесконечных сиест, творческих тусовок и бурных дискуссий в круглосуточно открытых чайханах в Баку образовалась мощная интеллектуально-интернациональная элита, но настолько пассивная в политическом плане, что ее представители и в мыслях не держали свержение существующего строя, который очень многих устраивал во всех отношениях.

Когда я приехал в Израиль, то буквально с открытым ртом слушал откровения многих репатриантов, рассказывавших, как они распространяли в Союзе диссидентскую литературу, тайно преподавали иврит, с риском для свободы и жизни расклеивали по ночам листовки с призывами ехать на Землю обетованную…

Сказать такое о себе я не мог, поскольку ничего подобного никогда не делал — моя жизнь и без того была довольно насыщенной. Так что я и по сей день оставался бы бакинцем, не начнись в 1990-м война. В город с грохотом, круша все на своем пути, вломилась моторизованная пехота генерала Лебедя... Из Баку в течение нескольких месяцев уехало около миллиона человек, и мой прекрасный город внезапно исчез в сизом дыму танковых двигателей.

Начинались карабахские события, переросшие впоследствии в кровопролитную войну. Как журналист, я рвался на фронт, в гущу событий, и, останься я в Баку, моя жизнь сложилась бы иначе. Или вообще никак не сложилась бы, а просто закончилась на дне одного из карабахских ущелий, где в подбитом вертолете нашли обгоревшие тела трех моих коллег по работе на Гостелерадио Азербайджана…

— Но вы уехали в Израиль…

— Да. Который двадцать два года назад, до прибытия миллиона уроженцев СССР, был другим — немного патриархальным и даже (сегодня в это просто невозможно поверить!) чуточку наивным. Впрочем, удивляться нечему: так и должна была выглядеть страна, построенная в буквальном смысле на песке убежденными сионистами и истинными патриотами еврейского возрождения.
Что же касается прагматиков, то они Израиль обходили (точнее, облетали) стороной, так что я отправился в эту страну без каких-либо карьерных амбиций и надежд на финансовое благополучие. И поскольку, кроме способности сносно писать, мог только водить машину, то свое иммигрантское будущее представлял за рулем такси. Но мне повезло: лавина русскоязычных иммигрантов, хлынувшая в Израиль в начале 90-х, повлекла за собой бум русскоязычной прессы.

Спрос моментально вызвал предложение, и профессия русскоязычного журналиста буквально за несколько суток стала в Израиле чрезвычайно востребованной. В образовавшуюся нишу рванулись сотни «гиен ротационных машин», воспитанных на просторах СССР. И началась великая борьба за выживание, в ходе которой мы столкнулись с той самой рыночной конкуренцией, о которой в Союзе только слышали.

Дабы не вдаваться в эту тему глубоко, расскажу, как спустя три недели после приезда в Израиль я устроился на работу в редакцию газеты «Новости недели».

На собеседовании владелец газеты — бывший колхозный счетовод из Могилевской области (как видите, Беларусь напоминала о себе в течение всей жизни), бежавший в Израиль в 70-х годах от внеплановой ревизии, с ходу спросил, сколько газетных страниц в день я могу написать. Я знал, с кем имею дело, и решил придерживаться классической схемы еврейского торга: «А сколько вам надо?»

Но счетовод тоже был евреем и уйти от ответа не дал:
— Одну страницу напишешь?
— Да.
— А две?
— Напишу.
— А три?
— Попробую написать.

Прищуренные глаза могилевского счетовода хищно блеснули:
— А четыре?
— А это смотря сколько платить будете.
Я приступил к работе в тот же день и продержался на ней полтора года…

— Вы стали создателем невероятно популярного тогда среди советских репатриантов журнала «Час пик»...

— Владелец ведущей в те годы израильской русскоязычной газеты «Наша страна», выходившей еще с середины 50-х, предложил мне в целях роста тиража придумать и возглавить еженедельное развлекательное приложение. Это был хороший шанс вырваться из железных объятий могилевского счетовода и не писать по нескольку полос в день — я уже начинал уставать...

Через месяц «Нашу страну» стали покупать исключительно из-за «Часа пик». Советский Союз только-только распался, еще не были раскрыты архивы, и потому наш израильский русскоязычный читатель жадно поглощал захватывающие истории из жизни звезд, мафии, КГБ, ЦРУ и тому подобную, высосанную из пальца «желтуху», которой ныне завалены все киоски с русской прессой — от Нью-Йорка до Владивостока.

Однажды сел писать небольшой материал, заранее приготовив для него звонкий заголовок «КГБ в смокинге». Речь шла о том, как славные органы госбезопасности использовали для выхода на западных интеллектуалов отдельных представителей советской творческой интеллигенции. Но я не смог втиснуть в отведенные 25 тысяч знаков все, что хотел сказать. И написал в конце роковую фразу: «Продолжение следует»…

Последующие пятьдесят с лишним недель я был обречен писать эту бесконечную историю, поскольку коллектив редакции, и особенно две наши корректорши, даже слышать не хотели о желании пристукнуть главную героиню, положив тем самым конец моим мучениям.

Короче, я реально попал.

В то же время наш всезнающий и обо всем догадывающийся еврейский читатель не сомневался, что в редакции лежит готовая книга, из которой мы с хладнокровием садистов извлекаем по главе в неделю, держа таким образом публику на медленном огне неугасающего любопытства и намереваясь делать это еще лет десять, лишь бы покупали «Нашу страну».

Читатели бомбардировали редакцию «Часа пик» письмами с требованием прекратить издеваться над еврейским народом и опубликовать книгу разом.

И вот однажды не выдержали нервы у моего компаньона, разместившего в мое отсутствие следующее объявление: «Желающие получить роман «КГБ в смокинге» по почте должны прислать в редакцию чек на 29 шекелей». Это для Израиля была серьезная по тем временам сумма — порядка 15 долларов. И потому я даже не стал ругать компаньона за самоуправство. Но через несколько дней мы получили почти четыре тысячи чеков! Выхода не было, и я засел за книгу.

Первое издание романа «КГБ в смокинге» было за несколько дней сметено с прилавков и по сей день остается в Израиле бестселлером. А затем права на выпуск книги купило российское издательство «ТЕРРА», и роман вышел уже в Москве, подписанный, как и в Израиле, псевдонимом «Валентина Мальцева»…

— Кстати, почему Мальцева?

— Традиция, заложенная в сознание евреев еще с советских времен: при возможности брать другую фамилию или, как в моем случае, псевдоним, чтобы не навлечь гнев на родственников, оставшихся в СССР. Да и, если честно, хотелось подстраховаться, спрятавшись за чужую фамилию и пол.

В конце концов, я не собирался писать книгу, к этому меня вынудили авантюризм компаньона и личное безденежье. Вот почему первые два года о моем авторстве знал очень узкий круг людей. Это была редакционная тайна, и мы ее честно хранили.

Как журналист, вы поймете мои ощущения, когда один мой знакомый — прекрасный писатель, но желчный по характеру человек — зашел как-то в редакцию и, швырнув на мой стол том «КГБ в смокинге», изрек: «Вот так надо писать. Понял, ремеслуха?!»

— Вот она, слава...

— Это была первая книга, в которой, по утверждению ветеранов войны и их подруг, воспитанных в духе сурового советского пуританства, ненормативная лексика не только никого не раздражала, но даже забавляла. Мальцевой читатели позволяли все. Я даже ходил на творческие встречи с читателями, представляясь школьным другом загадочной писательницы, которая, понятное дело, вела затворнический образ жизни где-то в Латинской Америке и наотрез отказывалась появляться на людях.

Потом я написал еще два романа-продолжения «КГБ в смокинге» (общий тираж книг составил два миллиона экземпляров), а также русскую версию биографического романа «Эхуд Барак — солдат N 1». Затем была экранизация первой книги на «РЕН ТВ», где Олег Фомин снял 16-серийный телефильм с Екатериной Волковой в главной роли…

Сразу после завершения съемок телефильма, в 2002 году, в Израиле открылся первый в истории русскоязычный телеканал, так называемая «девятка», и начальство как-то сразу решило, что я стану его лицом. В результате четыре года подряд каждый день, кроме выходных, я вел в прямом эфире 30-минутную программу актуальных политических событий, именовавшуюся «Обратный отсчет».

— Это же жесть!

— Ад. Я был и ведущим программы, и ее редактором, а подчас и автором сюжетов. Но благодаря ей стал очень популярным в стране человеком. Хотя особой радости в этом не было: в Израиле народ отвязанный, без комплексов. Если надо, остановят прямо на улице или в поликлинике, куда ты пришел сдавать, пардон, анализы, возьмут под руку и предложат улыбнуться в камеру. Спрашивать, а хочешь ли ты фотографироваться с пластиковой банкой в руке, никто и не подумает — демократия.

В 2006-м, накануне очередных парламентских выборов, сработала классическая схема: мне предложили уйти с телевидения и стать депутатом израильского парламента — кнессета. Не могу сказать, что политическая карьера была мечтой жизни. Но я был уже настолько измучен графиком работы на телевидении, что принял предложение как перст судьбы. Кроме того, как журналисту, мне всегда хотелось узнать, что такое профессиональная политика изнутри.

— Ну и...?
— Когда понял, что попал не туда, было уже поздно. Предстояло довести партию до конца, в соответствии с правилами игры. Говорить об успехах на депутатском поприще за три года, проведенных в израильском парламенте, не стану. Тешу себя надеждой, что никому и ничем своей работой не навредил. Хотя не уверен…

— Неинтересной она оказалась штукой — политика?

— Наоборот, политика невероятно интересна. Это я ей не приглянулся. Думаю, эта профессия — одна из самых сложных, если не самая сложная. Чтобы овладеть ею в полной мере, надо иметь врожденный талант. Как у выдающегося писателя или музыканта.

Профессия политика — это чистый, без примесей, прагматизм. Профессиональный политик должен думать только о себе и о цели, которую перед собой поставил. То, к чему призывал коллег один выдающийся врач, считавший, что следует умирать с каждым пациентом, для политика неприемлемо. Он просто не имеет права позволить себе это. Люди для него — ступеньки к успеху, через которые надо уметь перешагивать, ни о чем не задумываясь…

Поверьте, я не вкладываю эмоции в свои суждения. И никого не осуждаю. Так сложилось, что я был и журналистом, и политиком. Иными словами, побывал в обоих лагерях непримиримых антагонистов. Посвятив долгие годы журналистике, полагал, что знаю о политике достаточно много. И только проработав три года в парламенте, осознал, как сильно заблуждался!

Так вот, исходя из этого опыта, я все-таки пожелал бы журналистам, пишущим о политике, пусть на несколько месяцев, но обязательно побывать в их шкуре. Уверяю, после этого они стали бы писать иначе…

— В таком случае хотелось бы услышать оценку политических достижений вашего знаменитого земляка Гарри Каспарова…

— Я слежу за его карьерой с тех пор, как дядя Гарика, мой добрый друг по команде КВН «Парни из Баку», композитор Леонид Вайнштейн водил его за руку в шахматную секцию бакинского Дворца пионеров и школьников, где я работал в начале 70-х.

Его тогдашним наставником был замечательный тренер и добрейшей души человек Олег Приворотский. Будущему чемпиону мира было всего десять лет, и он все еще носил фамилию Вайнштейн.

Почти пятнадцать лет Каспаров являлся главным кумиром и всеобщим любимцем интернационального Баку. За него болели все без исключения — от октябрят до бабушек, от сотрудников общепита до депутатов Верховного Совета СССР. Да и как можно было за него не болеть: блестящий шахматист, самый молодой в истории чемпион мира, международный гроссмейстер, добившийся за доской практически всего, о чем только можно мечтать…

Что произошло затем? Почему шахматный гений стал заурядным политиком? По всей видимости, амбициозность Каспарова, не раз помогавшая ему побеждать за шахматной доской, в политике сыграла с ним злую шутку. Мне понятно его стремление доказать всем способность быть в политике таким же бесспорным лидером, как в шахматах. Непонятно другое: почему уникальные аналитические способности Каспарова не позволили ему прийти к лежащему на поверхности выводу, что в большой политике международный гроссмейстер Гарри Каспаров, пользуясь шахматной терминологией, всего лишь средненький кандидат в мастера?

— Возможно, комбинации в жизни просчитываются намного труднее, чем в шахматах.

— Знаете, я был близко знаком с ныне покойным Юрием Зерчаниновым — блестящим журналистом и интереснейшим человеком. Так вот Юра первым прочувствовал уникальный талант юного бакинца и подготовил с 11-летним Гариком Вайнштейном интервью, в котором, в частности, задал такой вопрос: «Как ты представляешь себя в 40 лет?», на что Гарик ответил: «Себя в сорок лет? Нет, не представляю. Это уже доигрывание...» Полагаю, именно этот процесс мы и наблюдаем...

— Но, по идее, все спортсмены доигрывают, сойдя с пьедестала.
— Хочу опровергнуть ваше суждение, но не могу найти примеров. Может, у вас есть имя того, кто продолжает блестящую карьеру в спорте в цивильной жизни?

— Мишель Платини.

— Пожалуй. В отличие от актеров, большинство которых играют на сцене до глубокой старости, спортсмены такой возможности лишены физически. Спорт вообще чрезвычайно жесток и неблагодарен. После завершения карьеры непросто «впрячься» в повседневную жизнь. Особенно если единственное, что ты умеешь делать хорошо, осталось где-то там, в песке сектора для прыжков. Человек, сумевший остаться такой же выдающейся личностью, какой был в спорте, должен обладать незаурядной волей и могучим интеллектом. Увы, нет ничего странного в том, что таких людей очень мало. Ведь лучшие годы своей жизни спортсмен отдает тренировкам, а не учебе, чтению книг, совершенствованию духовности...

Возвращаясь к теме легендарного земляка, отмечу, что при всем уважении к политическим взглядам Каспарова, я вынужден констатировать их крайне низкую результативность: Гарри Кимович не привнес в политическую систему России ничего принципиально нового и реально ничего в ней не изменил.

Понимает ли он это? Думаю, да. И тем не менее продолжает заниматься политикой. Из чего напрашивается вывод: данная последовательность свидетельствует не столько о стремлении Каспарова добиться реальных перемен в политической системе России, сколько о желании удовлетворить свое «эго».

Его учитель, чемпион мира и профессор Михаил Моисеевич Ботвинник, отойдя от карьеры профессионального шахматиста, целиком посвятил себя математике и воспитанию юных шахматных дарований, в числе которых был и Гарри. Завершив активные занятия шахматами, Каспаров не последовал примеру учителя. Хотя, полагаю, на тренерском поприще Каспаров преуспел бы куда больше.

— Но ему неинтересно работать тренером, он хочет быть политиком.
— Вот поэтому я не стал бы включать Каспарова в первую десятку выдающихся бакинцев. И во вторую тоже. Впрочем, Каспаров уехал из Баку в конце 80-х годов и больше туда не возвращался. Так что, думаю, ему это все равно…

— А кого бы вы включили в список мегаспортсменов на все времена?
— Поскольку для меня спорт номер один — это баскетбол, то список может быть длиннющим, начиная с Уилта Чемберлена, Мэджика Джонсона, Майкла Джордана…

— А как насчет футбола?
— В отличие от баскетбола, от которого трудно оторваться даже на секунду, футбол мне интересен моментами. Впрочем, и в этом виде спорта у меня есть кумир — Йохан Круифф. Когда он парил на поле, от телевизора невозможно было оторваться.

Еще мне очень нравился Эдуард Маркаров из «Нефтчи» — любители футбола со стажем должны помнить этого уникального футболиста 60–70-х, карьера которого сложилась не слишком удачно. Такой техники владения мячом я по сей день ни у кого не видел. Ну разве что у Марадоны.

Однако вернусь к баскетболу. В этом мне очень повезло со страной, плохо стыкующейся с понятием «спорт». Тем не менее тель-авивский «Маккаби» — это нечто, выходящее за рамки стандартов. Речь даже не столько о команде мирового уровня, сколько о грамотно построенном проекте со всеми спортивными и социальными составляющими. «Маккаби» неизменно собирает на своих матчах 16-тысячную аудиторию. Купить билет на любой поединок с его участием в тель-авивский дворец «Нокиа» практически невозможно — болельщики «Маккаби» по лотерее (!) раскупают в самом начале сезона абонементы, в свободной продаже остаются крохи, за которыми идет настоящая охота.

Что же касается пригласительных билетов, то получить их и вовсе нереально: в Израиле приглашение на матч должностного лица, деятельность которого не имеет прямого отношения к спорту, приравнивается к взятке.

Ну и еще мне повезло потому, что в Израиле по сути дела есть только два вида спорта, в которые вкладываются серьезные деньги, – это баскетбол и футбол. Остальные спортивные дисциплины в тени, их представители могут лишь мечтать о льготах от государства и общественных структур, которые имеют, к примеру, белорусские спортсмены.

— За все время участия в Олимпиадах с 1952 года израильские спортсмены завоевали всего семь медалей. С другой стороны, за эти же годы в вашей стране появились семь нобелевских лауреатов. Комментировать будете?

— Прежде всего не стоит делать трагедию из этого печального факта. Израильский опыт свидетельствует, что войну можно выиграть и без олимпийских медалей. Куда сложнее (хотя тоже реально) сделать это без нобелевских лауреатов и вообще без продвинутых ученых.

Несколько дней назад я прочитал в одной из местных газет любопытную статью, в которой коренная жительница страны заявила: «Оставьте вы в покое этих русских (не секрет, что всех репатриантов в Израиле по-прежнему делят по принадлежности к тому государству, откуда они приехали). Надо честно признаться самим себе: если мы хотим, чтобы наши дети занимались спортом по-настоящему, а не валяли дурака, отдавать их надо только в руки русских тренеров. И ни в коем случае — израильских!..»

Ничего не поделаешь: без острой необходимости израильтяне напрягаться не любят. Ибо не понимают, для чего, к примеру, нужны двухразовые тренировки. Вот почему футболисты сборной Израиля никогда не выиграют чемпионат мира. Мало того, они даже в число участников финальной части вот уже тридцать лет попасть не могут.

Для человека советской ментальности достижения в спорте — это прежде всего перспектива заработка, деньги, возможность посмотреть мир… Коренной израильтянин может получить все это, занимаясь обычным делом. Вот почему он не понимает, во имя какой такой выдающейся цели ему надо дважды в сутки рвать задницу на тренировках, воздерживаясь от куда более приятных занятий.

— У нас говорят так: «Спорт формирует имидж страны на международной арене».

— В Израиле говорят то же самое. Поверьте, имиджу моей страны совсем не повредила бы пара-тройка олимпийских чемпионов. Вот только денег на это никто давать не желает. Вам повезло, что в Беларуси — культ спорта, и ваше руководство много делает для его развития.

Правда, ваш и мой земляк уроженец Минска международный гроссмейстер Борис Гельфанд, проигравший, к сожалению, финал за звание чемпиона мира по шахматам, мог бы рассказать, как тепло принял его после матча с Анандом премьер-министр Нетаньяху. И добавить, что это никак не помешало налоговому управлению Израиля буквально на следующий день потребовать у Гельфанда в качестве выплаты налога солидную часть премиальных — порядка четырехсот тысяч долларов. Даже несмотря на то, что в подготовку Гельфанда государство реально ничего не вложило…

— Ну хоть квартиру экс-чемпиону мира дали?

— Это в Беларуси отличившимся спортсменам дают квартиры и прочие льготы. В Израиле просто так квартир не дают никому — не принято. Зато у нас выделяют ссуды для покупки квартиры, которые потом надо выплачивать до старости. Такие условия для всех. В том числе и для экс-чемпионов мира по шахматам. Ну что, вас по-прежнему интересует, почему за 60 лет участия в Олимпийских играх израильтяне завоевали всего семь медалей?

— Вопросов больше не имею. Однако же спасибо за добрые слова в адрес белорусского спорта и спортсменов. И все-таки хотелось бы приятно выделяться где-то еще, а не только на фоне «очков, голов, секунд»...

— Хотите сразу перепрыгнуть из развитого социализма в рыночный капитализм? Хорошо, продолжим говорить языком спорта. Вы же понимаете, что перворазрядник по определению не может в одночасье стать мастером спорта международного класса.

Необходимо тренироваться, изучать соперников, нарабатывать практику участия в турнирах, а это — годы и годы. То же касается процесса государственного строительства, формирования гражданского общества, создания правовой, социальной и экономической базы.

Скажу для сравнения: в 1968 году, то есть спустя двадцать лет после провозглашения еврейского государства, Израиль был совсем другой страной. И подтасовки на выборах были, и инфляция галопировала, и коррупции хватало, и чиновники госсектора душили развитие частного бизнеса…

Двадцать лет, прошедших после образования независимой Республики Беларусь, — это, согласитесь, небольшой срок. Полагаю, у вас все еще впереди…

На самом деле у страны очень хорошие перспективы. Если исходить из анализа израильских специалистов сельскохозяйственного производства, то Беларусь при условии кардинального технического переоснащения агрокомплекса и грамотной эксплуатации современного оборудования животноводческих хозяйств к 2020 году может стать одним из мировых лидеров в производстве продуктов питания.

Так вот именно в области внедрения в производство и эксплуатации современных технологий Израиль может оказать, и во многом уже оказывает, Беларуси ощутимую помощь. В этом плане у нашей страны не так много конкурентов.

Кроме того, израильские компании давно уже зарекомендовали себя в Беларуси как надежные и ответственные партнеры, инвестировав только за первый квартал 2012 года в экономику страны порядка 300 миллионов долларов США…

И давайте не будем сбрасывать со счетов и такой мощный фактор дальнейшего сближения наших государств, как историческая близость белорусов и евреев, наша общая незаживающая рана — Великая Отечественная война, унесшая жизни трех миллионов двухсот тысяч граждан Беларуси и в их числе — восьмисот тысяч белорусских евреев.

Именно из Беларуси в начале ХХ века добирались до подмандатной Палестины тысячи евреев. И сегодня, когда многие специалисты все еще пытаются понять, каким образом им удалось создать в безжизненной пустыне одно из самых высокопродуктивных сельских хозяйств в мире, ответ очевиден: культуру земледелия первопроходцы Палестины постигали на белорусской земле. Правнуки белорусских евреев, которые в начале ХХ века осушали малярийные болота, чтобы потом засеять их пшеницей и кукурузой, изобретают сегодня «умные» ошейники для коров, у которых, как выясняется, тоже есть свои предпочтения в музыке, влияющие на морально-психологическое состояние буренок и способствующие повышению надоев.

— Сколько молока в среднем дают израильские коровы?
— От 16 до 18 тысяч литров в год.

— Даже если белорусские коровы будут в наушниках круглосуточно слушать неизменно оптимистические новости по нашему ТВ, до таких надоев они не поднимутся…
— Как знать! Насколько мне известно, в среднем белорусские коровы дают до восьми тысяч литров в год. Но недавно назначенный министр сельского хозяйства Беларуси господин Заяц рассказывал мне, что специально ездил в Израиль, чтобы на месте разобраться, что же все-таки евреи делают с коровами и откуда у них такие надои. В результате в агрокомплексе «Дзержинский», который Заяц возглавлял до недавнего времени, средний надой с каждой коровы повысился до 12 тысяч литров в год…

— Интересно, какую музыку ставят израильским коровам?
— Точно знаю, что не российскую попсу. Иначе страна осталась бы без молока… Послушайте, а может, хватит уже о коровах? Вы же представляете спортивное издание, верно? Так почему не задаете вопрос об итогах лондонской Олимпиады?

— А что спрашивать? Ваши не взяли ни одной медали, наши план завалили наполовину, число 12 для Беларуси звучит как поражение…
— Я не разделяю ваш пессимизм. Какая в конце концов разница, сколько именно медалей в копилке той или иной национальной сборной? Если речь не идет о попадании в первую тройку мировых спортивных держав, может, нужно сосредоточиться на чем-то ином? К примеру, на анализе того, что запомнилось, что осталось в памяти.

Важен момент, когда спортивное мгновение, миллисекунда триумфа или микрон трагедии трансформируются в символ. А символ — это уже не конкретный спортсмен, это уже образ страны, это имидж…
В 1960-м мне исполнилось одиннадцать лет. Это был год Олимпийских игр в Риме. И я, не отрываясь, смотрел все, что показывали, но единственное, что отчетливо помню и сегодня, спустя 52 (!) года, — это марафонский бег легендарного Абебе Бикилы. Бег без кроссовок, босиком по раскаленному римскому асфальту. И его бесстрастное лицо, по которому невозможно было догадаться, как ему тяжело. С тех пор я никому не давал в моем присутствии ругать Эфиопию. Страна, воспитавшая такого титана, не может быть плохой. Именно так я решил для себя лично…

Возвращаясь к Лондону-2012, хочу обратить внимание на такой бесспорный триумф олимпийской сборной Республики Беларусь, как явление спортивному миру Александры Герасимени. И дело не в том, что эта белорусская красавица завоевала два серебра в столь элитарном виде спорта, как плавательный спринт. Глядя на ликующее сочетание в образе Герасимени молодости, изящества и шарма, я увидел вызывающую восхищение Беларусь, которую, глядя на Сашу, многие захотят посетить. Да что там говорить! В Израиле, где вообще не существует кумиров, эту девушку носили бы на руках!.. Полагаю, еще не пришло осознание, что в вашей стране родилась новая национальная героиня, у которой есть все шансы стать символом. Именно таким, каким была в 70-х великая Ольга Корбут. Поверьте на слово: будучи человеком медийным, я способен оценить Герасименю не только как выдающуюся пловчиху и очаровательную девушку, но и как личность с харизмой будущего посланника доброй воли.

Кстати, с помощью Герасимени мы могли бы еще больше сблизить наши страны. Хотите идею?..

Конечно, я хотел. И, слушая посла, поражался гибкости и изворотливости его ума, сокрушаясь, как же мне не пришла в голову такая красивая идея.
Впрочем, в моем роду, кажется, не было ни одного еврея. И потому, собственно, я всегда предпочитал шахматам футбол и другие подвижные игры...