Посол Франции Мишель РЕНЕРИ не похож на своих многочисленных коллег, аккредитованных в нашей стране, поскольку начисто опровергает распространенное представление о дипломатах как о людях чопорных и официальных. Ренери, видимо, этим стереотипом тоже немного отягощен — и поэтому во время съемки его пиджак большей частью небрежно обтягивает кожаные плечи посольского кресла, сообщает «».
А в кабинете на видных местах — спортивные регалии, приобретенные в Минске: гандбольный мяч с автографами игроков белорусской сборной за участие в 32-часовом марафоне и грамота от легкоатлетов за успешное преодоление жестокого июльского марафона на двоих, что имел место быть в прошлом году.
Француз, которому уже за 50, спортивен и при желании легко составит компанию легендарному Рафаэлю Пуаре в пробежке на любую дистанцию. Человеку, преодолевшему без малого десяток марафонов, это нетрудно. Гораздо сложнее бороться с болезнью, о которой он, как настоящий мужчина, упомянул как-то походя, словно о несущественном, но все же не очень приятном факте биографии.
Он удивительно откровенен, совсем как биатлонист Рафаэль, и, кажется, с их помощью я открыл одну типичную французскую черту. Соотечественники Бельмондо и Депардье — не только ценители высокой кухни и длинных женских ног, но еще и люди, предпочитающие короткую и отнюдь не дипломатическую дорогу в решении принципиальных вопросов.
Ренери утверждает, что когда-то они тоже столкнулись с проблемой, над которой сейчас ломает голову министерство и по сути вся белорусская спортивная общественность, традиционно считающая, что получить успех можно лишь при помощи максимально возможного привлечения средств и, разумеется, повышения в этой пирамиде значимости детского тренера.
Французы пошли другим путем и, регулярно попадая в десятку сильнейших в олимпийском зачете, достойны того, чтобы мы посмотрели на собственные проблемы сквозь призму их подхода к спорту высших достижений.
— Знающие люди утверждают, что во всем посольском корпусе нет ни одного дипломата, который мог бы сравниться с французом Ренери в его любви к спорту...
— Готов принять вызов любого коллеги — иностранного или белорусского. Можем пробежаться или проехать на велосипеде любое расстояние. Но не думаю, что кто-нибудь на такое решится: все же дипломаты чаще теоретики в вопросах спорта, чем практики.
— Откуда у вас любовь к бегу?
— Когда работал заместителем посла Франции в Сенегале, это было около десяти лет назад, занимался спортом вместе с соотечественниками, проживавшими в Дакаре. А у них традиция — ежегодно выезжать в какую-нибудь страну и участвовать там в марафоне. Идея мне понравилась, и я задумался: если они могут, то чем я хуже? Начал готовиться и первый марафон пробежал, когда работал консулом в Кракове, — в 2004 году.
— Наверняка новые ощущения запомнились особенно ярко.
— О да! Но вообще эмоции во время всех марафонов примерно одинаковы. Последние сто метров на глазах слезы — радуюсь очередной победе над собой. Уже четыре года борюсь с тяжелым недугом. Лечение приходится совмещать с тренировками. Марафоны не перестаю бегать. Для меня они крайне ценны в плане преодоления себя.
— Как вы тренируетесь?
— Обычно четыре-пять раз в неделю. Однако если готовлюсь к марафону, как сейчас — к апрельскому в Лодзи, то работаю еще больше. Скажем, добавляю лыжи. Например, в прошлые выходные был в Раубичах и преодолел там 30 километров. Ну, а обычно бегаю дистанции от 10 до 20 километров.
Признаюсь, марафон – не самый любимый вид спорта. Больше люблю велосипед. В дни, свободные от бега, обычно преодолеваю 100 километров, при плохой погоде — 60–70. Кстати, Минск хорош тем, что здесь очень удобно заниматься спортом на воздухе. Мой любимый Париж слишком насыщен трафиком, а спокойные веломаршруты находятся довольно далеко от столицы.
В велоспорте собираю горные перевалы. У меня их 806. Конечно, я не гонщик «Тур де Франс», и на прохождения их дистанции уходит вдвое больше времени, но это неважно. Само осознание того, что ты преодолеваешь трассу, где сражаются лучшие велосипедисты мира, приносит небывалое удовлетворение.
— Сколько легкоатлетических марафонов у вас на счету?
— Девять. В этом году, надеюсь, будет десять. Быстрее всего стартовал в Севилье четыре года назад, когда выбежал из четырех часов. Это была цель. Возможно, профессиональному спортсмену она покажется не самой сложной, но я обычный человек, простой чиновник, который привык много работать в офисе.
И все же если хотя бы раз в жизни пробежал марафон быстрее, чем за четыре часа, это означает переход в другую категорию. Во всяком случае для меня.
— В прошлом году вместе со звездами белорусского спорта из проекта «Мечты сбываются» вы принимали участие в минском марафоне на двоих, когда каждому участнику нужно было преодолеть 21 километр...
— Я всегда приветствую инициативы, поэтому с удовольствием откликнулся на приглашение организаторов. Таких пробегов у вас должно быть гораздо больше, чем сейчас. Повторюсь: равнинный Минск с его широкими проспектами очень хорош для соревнований подобного рода и мог бы легко привлечь к себе внимание многих любителей бега со всего мира.
Значительное количество людей коллекционируют марафоны и города, в которых они проходят. И если в соседнюю Польшу приезжают десятки тысяч бегунов и болельщиков, то почему в вашей столице их должно быть меньше?
Вообще в мире такие дистанции бегают большей частью весной и осенью. Ваш марафон на двоих состоялся в июле, в 30-градусную жару, и могу сказать, что этот 21 километр дался мне ничуть не легче, чем полный марафон. Тем более что на второй половине дистанции закончилась вода и нам пришлось бежать исключительно на морально-волевых качествах. Понимаю, что пробег был приурочен ко Дню независимости... А ведь в такую жару могут пострадать не только спортсмены, но и зрители.
— Конструктивные предложения учтены. В этом году 21 километр можно будет преодолеть в составе эстафетной команды из трех человек.
— Вы намекаете, что нам ничего не остается, как выставить команду от Франции? Возможно, я и Рафаэль Пуаре уже там. А завтра объявлю в посольстве, что нужен еще один человек. Пусть народ потренируется, не все же время им шары в боулинге катать.
— Отдавая должное, следует заметить, что вы «на ура» принимаете любые спортивные идеи и как-то в составе команды «Прессбола» приняли участие в 32-часовом гандбольном марафоне...
— Эта была довольно креативная затея — собрать в одном месте такое количество игроков, начиная от детей и любителей и заканчивая профессионалами высокого класса. Если не ошибаюсь, участвовала в турнире и одна из сильнейших в мире сборных — датская.
Для популяризации любого вида спорта очень важно иногда перемешивать между собой профи и тех, для кого спорт всего лишь хобби. Это помогает людям лучше чувствовать связь друг с другом. Когда границы в привычном сочетании «площадка — трибуны» стираются, спорт становится более искренним. Это очень важно, так как он возвращается к своей изначальной сути.
— Кстати, почему, занимаясь гандболом в детстве, вы так и не стали профи?
— Это никогда не было моей мечтой. Может, потому, что особо не ощущал в себе незаурядных физических данных. Ну что делать в гандболе с моими не очень длинными ногами и ладонью, в которую едва помещался мяч?
— Мечтали стать дипломатом?
— Отнюдь. Я жил в провинции, за сотни километров от Парижа, и даже наши преподаватели в школе вряд ли верили, что я или кто-то из моих товарищей сможем сделать карьеру в столице. Мне неплохо давались точные науки, и я собирался себя им посвятить. Но когда учился в старших классах, умер отец, нужно было помогать матери и как можно скорее зарабатывать деньги.
Стал работать учителем в начальной школе, а мои одноклассники разъехались, чтобы продолжить образование. Как-то при встрече они мне сказали: «Мишель, если нам удалось поступить в самые престижные вузы страны, почему ты не сможешь? Чем ты хуже?» Это заставило меня задуматься.
И я поступил в Национальную школу администрации в Париже — элитное учебное заведение, которое готовит высших государственных чиновников. Его выпускниками были несколько французских президентов. После окончания оказался в Министерстве иностранных дел.
— Сколькими языками владеете?
— Работаю с четырьмя — английским, испанским, русским и польским, а еще на нескольких могу объясниться на бытовом уровне. Однако не думаю, что у меня есть особый талант к изучению языков, это всего лишь плоды моей упорной работы. Этим приходится заниматься регулярно, как минимум 15 минут в день — вот и весь секрет.
— Это проблема нашей страны: люди после 50 не хотят изучать иностранные языки — им кажется, что это уже не пригодится.
— Французы тоже считают, что им не нужны языки. Пусть лучше другие учат французский. Это наследие страны, имеющей долгую колониальную историю. Но вы тоже были когда-то частью великой империи, так что в этом мы похожи…
— Интересно, о чем мечтали юные французы в ваше время? Советские школьники, например, едва ли не поголовно хотели стать космонавтами.
— Не поверите, у нас было то же самое, только космонавтов называли астронавтами. Я окончил начальную школу в 1969-м, в год первого полета на Луну. Помню, как учитель делал опрос на тему будущих профессий, и большинство моих одноклассников высказали желание исследовать космос.
— У кого-нибудь из них получилось высоко оторваться от земли?
— Я родился на юге Франции, возле моря — это по сути настоящий рай. Именно поэтому многие мои знакомые предпочли остаться. Там очень комфортно для тех, кто не хочет выражать свои амбиции. Я их ни в коей мере не критикую, но это вопрос выбора, который есть у каждого из нас. Мне же всегда хотелось движения и перемен. Я искал новые впечатления, новые знания. Я очень любознательный человек.
— У вас есть один прославленный соотечественник — Жерар Депардье, который тоже любит менять и жизнь, и место своего проживания...
— Депардье — большой артист, и, как все звезды, он довольно эксцентричен. За его высказываниями и поступками нельзя забывать о том, что он сделал для Франции. Да, его демонстративное решение покинуть родину можно осуждать, но ценность демократического общества состоит в том, что каждый имеет право на свое мнение.
Депардье протестует против высокого налога, согласно которому, ему пришлось бы отдавать 75 процентов заработанных средств. Конечно, у Жерара есть возможность это делать (он довольно богат), но, согласитесь, каждому человеку на его месте неприятно было бы смириться с подобным положением вещей.
Нужно уметь слушать. В каждой точке зрения есть своя ценность. Мне также была интересна реакция общества на его поступок. Есть те, кто его осуждает, но есть и другие, считающие, что стране такие драконовские налоговые условия не нужны, так как они отпугивают новых миллионеров и не стимулируют граждан обогащаться.
— Какие качества отличают французов от остальных европейцев?
— Франция — единственная страна в Европе, у которой «ноги» в теплом Средиземном море, а «голова» – в холодном Северном. Это значит, что во французах уживаются абсолютно противоположные качества. Горячий темперамент, безмятежность и умение наслаждаться жизнью соседствуют с хладнокровием и рационализмом. Если в одном человеке присутствуют все эти качества, то, думаю, он интересен и самому себе, и окружающим.
— Наше представление о ваших соотечественниках обычно базировалось на их любви к красивым женщинам и хорошей кухне.
— Сейчас вы говорите о южанах. Они действительно большие ценители женской красоты. По-французски, кстати, о любвеобильных людях мы говорим, что в них вселился «южный демон».
Северяне же больше времени тратят на работу, и скорее всего именно благодаря им наша страна является сегодня пятой экономикой мира. У нас много хороших ученых, немало моих соотечественников и в международных организациях — например, сейчас МВФ возглавляет француженка.
— Вы что-нибудь слышали о Великом княжестве Литовском?
— Да, конечно, но не очень много...
— Жаль, что оно не сохранилось, иначе в Европе была бы еще одна Франция, стоящая ногами в теплых морях.
— Один из наших политиков как-то сказал о Германии в то время, когда она была разделена на ФРГ и ГДР: «Мы так любим Германию, что очень рады, что их целых две».
У вашей страны славная и непростая история, которая свидетельствует, что здесь живет добрый, умный, трудолюбивый народ. У вас не существует вопроса отношений севера и юга, векторами развития страны являются восток и запад.
Вы очень тесно исторически связаны с Россией. Вместе с тем генетически у Беларуси много общего с Польшей и Литвой, и, думаю, ваша страна может стать интеграционным мостом между Евросоюзом и Россией. Это очень хорошая цель для Беларуси, и, уверен, она вполне осуществима.
— Тему большого спорта хочу начать с героев, которым французы поклоняются, несмотря на то, что атлеты давно уже закончили спортивные карьеры.
— Я согласен с посылом, что ценность спортсмена для страны определяется только временем, а не количеством забитых мячей или выигранных призовых. Есть что-то такое, что берет за душу простого человека и заставляет его симпатизировать тому или иному атлету.
Например, по-прежнему большой популярностью в нашей стране пользуется Раймон Пулидор — звезда велоспорта 1960–1970-х годов. Его прославленный современник Жак Анкетиль выигрывал «Тур де Франс» пять раз, тем не менее это не заставило болельщиков любить его больше, чем вечно второго Пулидора.
Казалось бы, странно, когда люди болеют не за первого и очевидно сильнейшего, а за того, кто чаще всего оказывается за ним. Наверное, это особенность французского менталитета — для нас важнее не награда, а то, как она получена: человеческие качества спортсмена, его стиль. А с последним у Пулидора было все в порядке — он был настоящим бойцом на трассе и всегда отдавал все силы борьбе, чаще всего финишируя в состоянии прострации.
Он был и остается простым и контактным человеком. И это тоже нравится людям, поэтому Пулидор и сейчас желанный гость на наших телеканалах.
— Самым продвинутым французским спортсменом мне представляется Мишель Платини. Очень редко звезда мирового спорта затем становился чиновником высокого уровня, мелькая в прессе даже больше, чем в годы своего расцвета на футбольном поле.
— Могу назвать еще Жана Клода Килли — трехкратного олимпийского чемпиона Гренобля 1968 года в горных лыжах. Он тоже сделал отличную карьеру, став сопредседателем Оргкомитета Игр в Альбервиле и председателем одной из постоянных комиссий МОКа. Что же касается моего тезки, то я с ним не знаком, впрочем, знаю, что это умный человек с нестандартным мышлением, который предлагает интересные решения в футболе. Чего стоит его идея проводить чемпионат Старого Света сразу в десятке стран — мне она представляется очень правильной. Когда сразу можно осчастливить так много людей, это надо делать. Да и футболу, даже если он вид спорта номер один, все равно нужно движение.
— Судьба белорусских звезд после спорта довольно неказиста: спортивным чиновником мирового уровня никто точно не становится, и до местного тоже долетают единицы. Остальные же больше ностальгируют о былых временах, которые, увы, уже не вернуть...
— У нас в этом плане звездам легче — самые разные компании предлагают им работу. Скажем, тот же Килли — член совета директоров Rolex. Если у спортсмена есть желание и мозги, он без проблем найдет себе место, продавая ли продукцию в качестве рекламного лица, или же занимаясь какой-либо иной деятельностью.
Всегда радуюсь, когда молодой спортсмен, понимая, что большой спорт быстро закончится, старается параллельно получать образование. Учебу совсем не легко совмещать со спортом, и я, кстати, как-то говорил об этом с Александрой Герасименей. Но она считает, что это инвестиции в будущую жизнь и ради этого стоит идти на какие-то лишения. Она умная девушка — о будущем надо думать уже сегодня, даже если ты чемпион мира и призер Олимпиады.
— Саша одна из редких белорусских спортсменов, имеющих рекламный контракт. У нас считается, что на Западе деньги от рекламы составляют львиную часть общего заработка звезд.
— Да, чем ярче звезда, тем больше денег она сможет заработать. Например, олимпийский чемпион по дзюдо в супертяжелой категории Тедди Ринер не знает недостатка в предложениях. Гандболист Никола Карабатич до знаменитого скандала с проданной игрой тоже часто мелькал в телевизионной рекламе. Многое зависит от харизматичности атлета. Если он нравится публике и компания увеличивает продажи, то она сделает все, чтобы сохранить его в качестве рекламного лица.
Впрочем, нельзя не признать, что пример Ринера все же уникален. Если бы какой-нибудь другой французский борец выиграл Олимпиаду, я не уверен, что он имел бы хороший контракт. К сожалению, борьба не столь популярна в нашей стране, как и некоторые другие виды спорта.
Известный прыгун с шестом Роман Меснил пробежался голышом по центру Парижа, чтобы привлечь к себе внимание спонсоров — это был знаменитый ролик, собравший на youtube под миллион просмотров и позволивший ему все-таки найти финансовую поддержку.
— Вообще-то вопрос финансирования напрямую связан с эффективностью деятельности федераций. У нас их усиливают людьми, имеющими административный ресурс.
— Во Франции, конечно же, другая система. Министр спорта имеет право голоса, но во время выбора главы федерации его мнение не будет решающим. Как правило, это место занимает человек, сделавший карьеру, заработавший достаточно денег и не понаслышке знакомый со спортом больших достижений.
Скажем, сейчас председателем теннисной федерации работает бывший зампред федерации регби Жан Гашасэн, успешный бизнесмен и отличный менеджер, умеющий хорошо управлять.
— А какой стимул успешным людям впрягаться в такое неблагодарное дело, как руководство федерацией, где наверняка придется тратить собственные деньги?
— Спорт — великая сила, которая притягивает к себе всех, кто когда-нибудь имел с ним дело. В нем есть дух соперничества, это свойственно человеческой природе...
Выборы председателя спортивной федерации во Франции, как, впрочем, и все иные, абсолютно прозрачны. Кандидат представляет свою программу и рассказывает, как собирается решить финансовые вопросы.
Впрочем, не хочу создавать мнение, что у нас все идеально. Бывает, иного председателя потом и в течение 30 лет не сковырнешь с его места, так ему там нравится.
— Государство помогает федерациям?
— Да. Правда, совсем немного. У вас другая система — слышал, как президент критиковал кого-то из ваших чиновников: мол, я дал вам деньги, а результата нет. Мы же работаем по противоположной схеме — вначале результат, потом деньги. Надо доказать, что государство может вкладывать в тебя средства.
— Почему же французы выигрывают гораздо больше олимпийских медалей, чем мы?
— Когда человек голоден, ему хочется многого достичь... В 1960–1970-е годы спорт во Франции влачил жалкое существование, но нам хватило смелости в один прекрасный день взяться за анализ того, что в нем происходит, и наметить пути выхода из кризиса. Не скажу, что теперь Франция диктует спортивную моду всему миру, тем не менее на Олимпиадах регулярно входит в десятку лучших.
Очень уважаю Рафаэля Пуаре и его слова, сказанные о перспективах вашей биатлонной команды на ближайшие и следующие зимние Олимпийские игры. Они показывают суть любого, смею так предположить, француза.
Я так понимаю, в истории вашего спорта это был едва ли не первый человек, назвавший вещи своими именами. Он не стал делать вид, что все хорошо и для выигрыша пяти золотых медалей Олимпиады ему нужен только еще один стадион и 10 тысяч евро зарплаты.
Утрирую, конечно же, но логику ваших тренеров и чиновников понять легко: пока страна дает деньги на спорт, необходимо их оприходовать, а получится заявленный результат или нет, это дело уже третье, тем более что всегда удастся найти уйму факторов, объясняющих провал.
Мне кажется, ваш спорт сейчас переживает переломный этап. Вы или продолжите точно так же давать деньги, не будучи уверенными в результате и людях, которые должны его обеспечить, или же соберете лучшие силы и умы и откровенно, но основательно обсудите ситуацию в белорусском спорте: проанализируете ошибки и, возможно, выберете какую-то иную стратегию.
Мы, французы, не наделены от рождения какими-то сверхфизическими способностями, мы не страна двухметровых богатырей из одних мускулов. Мы предпочитаем побеждать головой, потому что даже в спорте все решает именно она, выбор кратчайшего пути к победе — ее прерогатива.
Постоянно приходится думать о том, как можно развивать спорт без помощи государства, и поэтому каждая заработанная копейка не может вылететь в трубу, она слишком большим трудом нам досталась.
Даже такой катастрофически неудачный для нас вид, как плавание, удалось подтянуть так, что на последних Олимпиадах добываем в нем достаточное количество медалей. Я уже не говорю про дзюдо, велоспорт или фехтование.
А успехи звезд заставляют идти в спортивные секции детей, и поэтому процесс необратим — чем лучше работает федерация, тем больше людей занимается этим видом, тем легче ей найти финансирование.
Справедливости ради следует сказать, что спонсоры заинтересованы в том, чтобы помогать спорту. Государство стимулирует этот процесс. Если я, как частное лицо, даю деньги на спорт, культуру или благотворительность, то государство значительно снижает мои налоги.
— Как вы решаете вопрос оплаты детских тренеров? Наши жалуются на низкие зарплаты и большей частью уходят в другие сферы — в поисках работы, которая позволит содержать семью.
— Они работают на энтузиазме. Это же их собственная инициатива.
— На что же они живут?
— Как правило, тренеров кормит их основная работа, а занятия с детьми — это хобби. Когда я работал в начальной школе, то до пяти часов вечера преподавал общеобразовательные предметы, а затем тренировал детей в спортивном зале. По такой системе у нас трудится примерно 80–90 процентов детских тренеров, лишь немногие из них имеют зарплату.
— Возникает закономерный вопрос: а зачем вам это было нужно — работать бесплатно?..
— Это наша национальная идея. Мы верим в то, что детям надо помогать безвозмездно. В детстве и юности меня тоже окружали люди, которые совершенно бескорыстно работали с нами в спортивных залах и пытались передать секреты видов спорта.
— Но, согласитесь, если бы вам как детскому тренеру еще и приплачивали за эту работу, наверняка вы трудились бы еще лучше.
— Нет, я всегда работаю с одинаковой отдачей.
— Тогда непонятно, каким образом вы выводите этих детей в спорт высоких достижений.
— У нас есть спортивные интернаты, и там тренеры уже получают деньги за свой труд. Но опять-таки это не та работа, где можно обогатиться. Ну, если только ты не наставник «ПСЖ» или «Марселя».
Скажем, мой приятель тренирует «Иври», элитный парижский гандбольный клуб первого дивизиона. Так вот он зарабатывает на уровне учителя физкультуры — около 2-3 тысяч евро. Примерно столько же получает средний француз.
Когда в «ПСЖ» вкладывают деньги катарские бизнесмены, это никого особо не тревожит, наоборот, радует. Я бы очень удивился, если бы такие бешеные деньги инвестировала в клубный футбол какая-нибудь французская группа, все-таки на дворе кризис.
Но нас, безусловно, затронуло провальное выступление футбольной сборной на последнем чемпионате мира, когда игроки отказались тренироваться. Люди зарабатывают колоссальные деньги и позволяют себе спустя рукава играть за страну, 10 процентов населения которой — безработные.
Это всех сильно разозлило, и футболисты сразу же почувствовали негатив в свой адрес. Что для них, думаю, хорошо, потому что отрываться от реалий никому не полезно.
Когда в Минск приезжают французские спортсмены, скажем, сборная по борьбе или велоспорту, я стараюсь всегда с ними встретиться, частенько организовываю дружеский прием в резиденции. Но представьте мое удивление, когда во время прилета в вашу столицу «Пари Сен-Жермен» мне даже не удалось его игрокам руки пожать. Почему такая недоступность? Они что, люди с другой планеты?
— Судя по тому, что Ибрагимович, едва заключив контракт с «ПСЖ», заявил, что всю жизнь мечтал играть именно в этом клубе, то да.
— Тогда этим ребятам надо как можно быстрее добиться колоссальных успехов, наподобие тех, которые были у нашей сборной на стыке веков. Только таким победителям болельщик сможет простить все.
Но все равно у Зинеддина Зидана и игроков его поколения был прямой контакт со зрителями, а эти футболисты воспринимаются уже по-другому: они зарабатывают бешеные деньги по сравнению со своими предшественниками и, кажется, не знают, как себя правильно вести. Не понимают жизненных ценностей обычного человека, потому что находятся в некоем коконе.
Франция отлично помнит скандалы по поводу связей футболистов и несовершеннолетних девушек. Так вот, спортсмены даже не задумывались о том, чем это все могло закончиться. Они считали, что у них есть деньги, слава — и этого достаточно для правосудия.
— Не знаю, как для правосудия, а девушек эти аргументы убеждают очень легко. Выйти замуж за футболиста сегодня не менее престижно, чем когда-то за свежеиспеченного лейтенанта. И денег больше, и дальше Питера и Махачкалы не пошлют.
— Мне кажется, все же есть девушки, которым важнее, что у человека в голове, а не в кошельке. Во всяком случае хочу так думать.
— Вы сильно переживали, когда хоккейная сборная Франции не пробилась на Олимпиаду в Сочи?
— Это было неприятно. Думаю, похожие чувства разделили со мной не так много людей на родине, все же хоккей у нас малопопулярный вид спорта. Не знаю, может, секрет в том, что он не совсем отражает наш национальный характер? Вот регби — другое дело...
— В Беларуси этот вид отдыхает. По нашему мнению, игроки, им занимающиеся, подозрительно здоровы и скорее всего сидят на стероидах, а это противоречит нашему характеру. Не любим мы всего наносного, искусственного...
— Не спорю. Среди игроков хватает крупных парней, но не следует думать, что все они без мозгов. Я бы сказал наоборот: как правило, регбисты — это довольно успешные и интеллектуально развитые люди.
Есть даже такое выражение: футбол — это джентльменская игра хулиганов, а регби — хулиганская игра джентльменов. И это правда. Регбисты бескомпромиссно бьются на поле, а после игры вместе отдыхают, могут, например, пойти в ресторан. Скажу больше: зачастую болельщики разных команд ездят на матч в одном поезде и по дороге устраивают общие пикники. Все очень дружелюбно, и, естественно, это никого не удивляет.
Футбол и регби — столкновение двух религий, в котором мои симпатии на стороне регби. Кстати, их разделяет дочь, а вот сын болеет за футбол и «ПСЖ». Когда его любимый клуб играет с «Марселем», полиции надо сделать все, чтобы не допустить столкновений фанатов команд. Поэтому на стадионе мало родителей с детьми, чего нельзя сказать о регбийных поединках. Интересно, что примерно треть болельщиков на них — девушки.
Они смотрят разборки на поле, прекрасно зная, что те никогда не перенесутся на трибуны. И действительно, на них царит дружеская атмосфера, где зрители в лучшем случае могут подшутить друг над другом. Возможно, все это из-за того, что регби не так давно стало профессиональным спортом и его еще не успели испортить деньги. Считаю, спорт и должен быть таким — искренним и дарить счастье людям.
— Как считаете, есть ли смысл нашей стране выражать себя через спорт, закладывая в эту отрасль не только средства, но и повышенное государственное внимание?
— Вам нужно идентифицировать свою страну на международной арене, и спорт, на мой взгляд, — прекрасный способ сделать это. Во время Чемпионата мира по футболу в 1998 году над командой Франции многие подшучивали: казалось, она будто специально была составлена из переселенцев. Но после нашей победы французы стали смотреть на эмигрантов, живущих на окраинах Парижа, другими глазами — как на людей, которые могли бы прославить страну спортивными успехами. Такие вещи действительно объединяют нацию.
У вас же, мне кажется, существует слишком большое давление на спортсменов. Им все время устанавливают грандиозные медальные планы, но это вряд ли будет способствовать их мотивации. Ведь любой спортсмен хочет показать максимальный результат, и лишняя психологическая нагрузка ему только мешает.
— Можем ли мы рассчитывать на помощь французских тренеров в благородном деле выхода белорусского спорта на передовые рубежи в мире?
— Ха! Смотря какую зарплату сможете предложить. Я еще раз хочу вернуться к Рафаэлю Пуаре. Этот человек сказал, что думает, хотя, возможно, сделал только хуже, лишив себя возможности получить прибавку к зарплате. Но он предложил посмотреть правде в глаза. Так что главное условие вашего прогресса находится в ваших же головах. Вы сами должны выбирать свой путь.
— Намек понятен. Почему, кстати, так мало французского бизнеса в нашей стране?
— Может, потому, что французы плохо знакомы с вашим типом экономики и не очень понимают, что у вас здесь происходит.
— Кто же в этом виноват: наши в Париже или ваши в Минске?
— Конечно, одна из моих задач — привлекать сюда французский бизнес. По итогам трехлетней работы результатом я не очень доволен, но частный капитал трудно убедить делать то, что не очень-то хочется. Мы, дипломаты, очень зависимы от политической и экономической ситуации. Но мне все же хочется снова вернуться к спортивной теме и ответить на последний присланный вами вопрос.
— Он звучит так: с кем из звезд белорусского спорта вы хотели бы совершить пробежку?
— С Мариной Доманцевич. Однажды мы вместе с ней одновременно закончили марафон в Риге, дистанция которого составляла три круга по 14 километров.
На финишной прямой бежали рядом, это был момент моего триумфа. Люди подбадривали нас, аплодировали и наверняка восхищались мной как отличным бегуном. На финише Марина, остановившись, выбросила руки в знак победы в женском марафоне, а я побежал дальше. На третий круг...
Сергей ЩУРКО