В международном аэропорту города Сием Риеп, одном из немногочисленных городов Камбоджи, - очередь на получение въездной визы. Большинство стоящих - это жители ближайших к Камбодже стран, европейцев очень мало, да это и неудивительно: сокровища древних кхмеров стали доступны иностранным туристам не так давно. Процедура получения разрешения на въезд проста: отдал документы и деньги служащему миграционной службы и жди, когда твой паспорт пройдет через руки двенадцати сотрудников разных служб, которые плечом к плечу с очень серьезными лицами сидят за служебной стойкой в зале прилета. Потом еще пограничный контроль с таможенным досмотром - и вечерний Сием Риеп встречает 37-градусной жарой при стопроцентной влажности.
Подобный климат - в Таиланде, в Лаосе, во Вьетнаме. И это неудивительно - соседи же. Только соседство недружелюбное: со всеми за долгое время соседства - войны, войны и войны. Эпоха бесконечных интриг, заговоров, войн и переворотов. Да не только соседи, еще и французы, и японцы - все желали порабощения этого народа. Как-то уж очень жестоко история обошлась с этой страной. Вот уж правду говорят, что нет хуже зла, чем то, которое добром прикидывается. Какими бы благими намерениями ни были прикрыты социальные эксперименты, проводимые умалишенным диктатором Пол Потом и его зомбированными "красными кхмерами", трудно отыскать за всю историю человечества более жестокое преступление против своего народа, чем в Камбодже. Всего за четыре с половиной года в результате массового террора и геноцида было уничтожено несколько миллионов человек, а экономика страны ввергнута в хаос. Просто уму непостижимо, как это могло произойти в восьмидесятые годы двадцатого века. В стране сегодня практически нет пожилых людей - это следствие варварства того времени.
Город Сием Риеп - это небольшой населенный пункт, одноэтажный, с пыльными и грязными улицами, с велорикшами и мотоциклистами, с витающей в воздухе аурой какой-то дикости и средневековья и, вместе с тем, с современными отелями и претензиями на центр туризма. Сегодня этот город развивается исключительно благодаря соседству с историческим достоянием Камбоджи - храмами Ангкора. Некогда являясь столицей Камбоджи, Ангкор представлял собой грандиозный комплекс храмов, дворцов, водохранилищ и каналов, сооруженных в IX-XIII веках во время расцвета кхмерской империи. Это один из крупнейших храмовых комплексов в мире. На огромной площади в 200 кв. км находится около двухсот культовых сооружений.
Они в свое время были поглощены джунглями, и немало труда пришлось приложить, чтобы очистить их от зарослей буйствующих растений, проложить безопасные туристские тропы, изгнать из заброшенных храмов животных и пресмыкающихся, коих в этих местах не счесть.
В 1861 году французский натуралист Анри Муо заблудился в джунглях, севернее озера Тонлесап, и наткнулся на развалины Ангкора. Вместе с ним в экспедиции был репортер одной из индийских газет Редьярд Киплинг, который немного позднее написал знаменитую "Книгу джунглей" о гармонии во взаимоотношениях человека и природы, где и рассказал о заброшенных в джунглях храмах.
На юго-востоке от Сием Риепа, недалеко, километрах в восьми, находится Ангкор Ват - самый крупный из кхмерских храмов, построенный в ХІІ веке и считающийся чудом света. Этот город-храм поражает воображение не ярким убранством и блеском куполов, а внутренним величием и гармонией. Он имеет форму трехступенчатой пирамиды, со всех сторон окруженной мощными стенами и опоясанной глубоким рвом.
На стенах двух нижних террас, в каменных нишах и на встроенных колоннах - богатое скульптурное оформление и изящные настенные барельефы, изображающие всю кхмерскую историю: здесь и апсары - небесные танцовщицы, хранительницы Камбоджи, и сюжеты индусского эпоса, и страницы из многочисленных ангкорских войн, где кхмеры, например, воюют с чамами, символически перетягивая Нага - змея, обитающего на дне морском.
Здесь же боевая конница и боевые слоны, атакующие врага, и бытовые картинки из жизни монархов и простого народа. Причем с восточной стороны - рождение и созидание, а с западной - разрушения, войны, смерть. И все это - тщательная резьба по камню, и если приглядеться к каменным воинам, то трудно не заметить, что у них разные лица, разные фигуры, на них разные украшения. Очень трудная, филигранная и изумительная ручная работа! Террасы храма имеют разную высоту, что придает ему особое величие.
Ровные ряды колонн, таинственная тишина, кое-где встречающиеся буддистские монахи в ярко-оранжевых одеждах, небольшой пруд с цветущими лотосами, следы времени, застывшие в серой каменной архитектуре, множество еще не разгаданных тайн, совершенство форм, правильность пропорций - все это уникально и неповторимо. Хотя полное понимание замыслов камбоджийских зодчих, может быть, недосягаемо для многих, но всех, безусловно, поражает внутренняя красота строений.
Венец храма Ангкор Ват - пять свечевидных башен. Высота центральной - 65 метров. На верхнюю террасу к этим башням ведет очень крутая лестница, как у пирамид майя, с узкими и высокими ступенями, выщербленными временем. Не каждый рискнет подняться наверх, но старания поднявшегося будут вознаграждены - отсюда Ангкор Ват выглядит иначе, еще величественней. Недаром верхняя терраса была доступна лишь королям и монахам. Я поднимался туда. Подумать только, как время меняет мир!
Недалеко от Ангкор Ват, на расстоянии чуть больше километра, находится храмовый комплекс Ангкор Том. Этот город-храм, последняя столица великой кхмерской империи, во время своего могущества был крупнее любого европейского города. Его население составляло около миллиона человек. К городским стенам примыкал мост, украшенный фигурами богов и демонов, причем слева - 54 фигуры спокойных и безмятежных богов, справа - 54 фигуры устрашающих демонов в военных шлемах. Сколько уж минуло столетий, но и сегодня кажется, что город охраняют боги вместе с покоренными демонами.
Ангкор Том построил кхмерский король Джаяварман VII. На вершинах пяти ворот, ведущих в город, возвышаются башни в виде человеческих лиц, смотрящих на четыре стороны света, в основании ворот - трехголовые слоны, на которых восседает индусский бог Индра. Рядом - церемониальные постройки Террасы Слонов и Террасы Прокаженного Короля - это некое подобие современных трибун, откуда древние вожди наблюдали за лицедейством своего народа и всячески его поощряли. Но туда местные не рекомендуют заходить - там очень много змей.
Зато пройти мимо великолепнейшего буддистского храма Байон - главного достоинства Ангкор Том - невозможно. Интересно, что издалека не воспринимается все его великолепие, и вид его на первый взгляд не вызывает ничего, кроме сожаления об утраченном, но, попадая внутрь храма, начинаешь словно растворяться во времени, ощущая на себе его очарование, его взгляд и его дыхание. Это неудивительно, потому что за тобой наблюдают с пятидесяти четырех башен более двухсот ликов буддистского божества Авалокитешвара. Поговаривают, что все эти лики - точная копия портрета камбоджийского короля, правившего в то время. Эти лица, независимо от того, чьи они, придают храму таинственный характер. На них - улыбка Ангкора. Она так же не разгадана, как и улыбка Джоконды. В зависимости от освещения эта улыбка может быть ироничной или приводить в ужас.
Любопытно, что нагромождение каменных глыб друг на друга во время строительства храма происходило без какого-либо связующего раствора, и только потом зодчие вырезали на камне фигуры и создавали скульптурные композиции. На стенах этого храма, как ни на каких других, много картин из повседневной жизни. Есть и уникальные в своем роде мотивы; например, полторы тысячи апсар (небесных танцовщиц), изящно парящих над распустившимися цветками лотоса.
Здесь никто даже спорить не станет, что никогда человеческая рука не вырезала ни одной из этих фигур. Они, безусловно, созданы богами. И, конечно, здесь изображения Ганеши (как же без него?), этого смешного и грустного слоноголового божества, бога мудрости, сына одного из верховных богов - Шивы.
Непростительно будучи в тех далеких краях, не заехать в уникальный заброшенный город Та Пром. Ряд длинных и низких зданий вокруг главного храма города образуют некий лабиринт. Нагромождение каменных блоков создает ощущение хаоса. Остатки башен и колонн, раздавленные гигантскими стволами деревьев, и крыши зданий, просевшие под тяжестью их огромных корней, представляют абсолютно нереальную, фантастическую картину. Некоторое время назад здесь был буддистский монастырь, и из летописных источников известно о его былом богатстве. Кроме полутонны золота, алмазов, жемчуга и драгоценных камней, достоянием монастыря считались также 512 шелковых постелей и 523 зонтика от солнца. Вот такое смешанное богатство!
После падения империи Ангкора Та Пром, как и другие опустошенные города, быстро зарос джунглями. Быстро, потому что в этих местах растут баньяны - деревья-паразиты, семена которых, попадая на твердую поверхность, прорастают, и выпущенные корни спускаются вниз, к земле. Они обвивают древние строения своими гигантскими корнями, словно щупальцами.
В заброшенных моленных домах города встречаются буддистские монахи-отшельники, постоянно жующие бетель - наркотическую смесь трав кровавого цвета, отчего кажется, что их рты ранены и кровоточат. Они молча жгут благовония, молятся, кажется, даже не замечают туристов, но, естественно, рассчитывают на их подаяние. Яркие одежды монахов всегда появляются неожиданно на фоне серого каменного молчания. Думается, не все так просто, и нам не дано знать тайны, хранимые ими.
Потом, несколько позже, поднимаясь на воздушном шаре над камбоджийскими джунглями, я думал о том, какого же цвета эта страна. С высоты я видел зеленые пальмы, которые так и хотелось назвать корабельными за их длинные, стройные и прямые стволы; серо-голубое небо, готовящееся заснуть; черепичные крыши немногих домов. И вдруг заметил, что сама земля, редкие дороги и тропинки, по которым я бродил вчера, имеют яркий терракотовый оттенок. Цвет крошеного кирпича. Цвет чего-то обожженного. Терракотовый цвет обожженной земли? Терракотовый цвет обожженного времени? Или терракотовый цвет обожженной души этого народа? Я не смог найти ответ на этот вопрос, потому что искал великую истину, а великие истины слишком важны, чтобы быть новыми. Так, кажется, утверждал Моэм.
К самому древнему храму Ангкора - Пном Бакенг, развалины которого находятся на вершине большого холма, можно подниматься пешком по пыльной терракотовой дороге, а лучше - на слоне по заросшим тропам. Слоны здесь не индийские, а суматранские, они поменьше размером и характером помягче. Мерно покачиваясь, подчиняясь воле погонщика, великан не спеша начинает углубляться в заросли по известной ему тропе. Вот тут-то и происходит то, что надолго врезается в память. Из джунглей, куда категорически не рекомендовано заходить из-за возможной встречи со змеями и другими не менее опасными пресмыкающимися, где до сих пор есть неразминированные со времен войны места, выползают на четвереньках, как Маугли, местные детишки разного возраста, чумазые, лохматые, практически неодетые, но безумно красивые. Выползают и, смиренно сложив ладошки на груди, просто молча смотрят на проезжающих своими черными, как угольки, глазами. Кто бросит монетку, кто конфету - за все искренне благодарны. И это не кажется попрошайничеством, и в этом не видится унижения, наоборот, хочется помочь и не только в этот момент, и не только этим краткосрочным подаянием. Видел, как в Сием Риеп, в местную больницу привозят больных детей. Их красиво одевают, чтобы Богу было легче заметить их и пощадить, но на всех больных в больнице не хватает мест, как не хватает и врачей, и средств для лечения. Главный врач больницы Сием Риепа по вечерам играет для приезжих туристов на виолончели, и все сборы от этих мини-концертов идут на лекарства для больных. В небольшом сквере возле больницы люди неделями ждут своей очереди на госпитализацию, а в некоторых провинциях Камбоджи до сих пор свирепствует малярия и другие жестокие болезни...
Все сегодняшние посетители Ангкора вечером собираются на вершине холма у храма Пном Бакенг. Объединяя людей разных рас и разных религий, туристские маршруты рассчитаны так, что вечер застает их в одном месте, у стен этого древнего храма на горе. Медленно садится солнце, темно-зеленые джунгли тонут в прозрачном мареве, несмотря на тысячи людей, собравшихся здесь, тихо, как, наверное, в раю. Кажется, слышно, как движется время, словно песок в песочных часах. Засыпает день, и чувствуется, что вместе с ним засыпает и весь мир. Ощущение, ранее не испытанное.
На следующий день я поехал на озеро Тонлесап, недалеко от Сием Риепа, для того, чтобы познакомиться с жизнью и бытом местных жителей. По дороге заехал на шелковую фабрику (наконец-то понял, как гусеницы создают шелк), разглядывал местных крестьян, обрабатывающих рисовые поля, наблюдал, как огромные буйволы прячутся по самые рога в жидкую грязь оросительных каналов.
Идиллия, да и только, но, до тех пор пока автомобиль не заедет в рыбацкую деревню, вот тогда начинаешь понимать, что все, ранее считавшееся бедностью и нищетой, по сравнению с увиденным является если не роскошью, то достатком точно.
В Х веке камбоджийцы жили в домах на сваях и питались практически только рыбой. Так же они живут и сейчас, да и домом то, что стоит на четырех прямоугольных сваях, назвать можно только условно. Нечто сплетенное из тростника и бамбука, по форме напоминающее большую голубятню, с грязными подстилками внутри, без какого-то даже намека на элементарные санитарные удобства, а под этим так называемым домом то, что у нас называют просто помойкой, - это очень скромное и щадящее описание жилища жителей камбоджийской рыбацкой деревни. Деревня стоит на реке. От глины и песка вода имеет желтый цвет, в воде по пояс стоят мужчины с сетями и просто набрасывают их на проплывающих рыб. Как только они видят их в этой желтой воде, непонятно. Вот такая странная рыбалка.
Бескрайнее озеро Тонлесап - самый большой пресноводный водоем Юго-Восточной Азии. Это уникальный и удивительный природный феномен, снабжающий добрую половину Камбоджи рыбой и водой для ирригационных систем. На небольшом понтоне, установленном на озере, есть небольшая крокодилья ферма, где путешественникам показывают рептилий, пойманных здесь. А ведь в этом озере водятся еще и ядовитые змеи. После этого по-другому начинаешь смотреть на детей, которые плавают с целью мелкого заработка меж туристских лодок в обыкновенных алюминиевых тазах с привязанными к ним веслами. И вода этого озера одна на всех. Наблюдал, как на порог своего дома-острова вышла женщина и, придерживая за одну руку, несколько раз окунула своего ребенка, мальчика лет четырех, в желтую воду озера - это она его искупала. Потом, черпая воду миской, несколько раз облила себя - это помылась сама, затем этой же водой почистила зубы и, зачерпнув воду уже в кастрюлю, по-видимому, ушла готовить на ней еду. А что делать, другой-то воды нет.
Сложное чувство испытываешь, покидая озеро, когда машина медленно вновь едет по деревенской улице, с обеих сторон которой живут люди, не знакомые с очень многими достижениями цивилизации. А может быть, они просто не хотят их знать? Может быть, им больше нравится такое полупервобытное существование? Сегодня у них такая жизнь, такая цивилизация, а у каждой цивилизации, наверное, должны быть свои достижения. Не сидят же жители этой деревни, убитые горем, оплакивая свою несчастную долю, а ловят рыбу, влюбляются, женятся, рожают детей, поют песни, танцуют и смеются, грустят и переживают. Как и во всем мире, нет печали без радости, а радости без печали. Это их путь, они по нему и идут.
В аэропорту прощаюсь с Аном, так звали доброго маленького человечка, который любезно согласился сопровождать меня по этим краям. Когда-то давно он учился в Волгоградском политехникуме. Болтаем ни о чем, и тут Ан сообщает мне радостную весть, что он, наконец, избавился от... извините, вшей. Как-то меня эта новость подкосила, не был я готов к такому повороту разговора. Ан заметил мое замешательство и очень искренне рассмеялся, то ли надо мной, то ли от радости за себя.
Я так и не понял вас, кхмеры.