Переправлялись  как-то через реку Чобе. Там проходит граница между Замбией и Ботсваной.

Сразу за рекой пост ботсванийского пограничного контроля – небольшой сарайчик на колесах, очевидно, для оперативного перемещения поста в случае внезапного изменения государственных территорий. В сарайчике за перегородкой сидят серьезные дяденьки в зеленых форменных одеждах – пограничники. На стене вагончика развешены плакаты со страшными картинками про СПИД, тут же висит автомат с веселенькими картинками для бесплатной выдачи презервативов. 

Местных немного: парочка влюбленных,

несколько женщин с детьми, одна очень элегантная пара с малышами – юной леди и не менее юным джентльменом,

да еще супруги-бородавочники, пришедшие на границу подкормиться.

В нашей компании все граждане России, только один я с белорусским паспортом.

Пограничники на месте открывают визы всем моим товарищам по путешествию, подходит моя очередь.

– Бе-ла-русь, – медленно вслух читает страж границы надпись на моем паспорте. – Это где?

Хотелось мне, конечно, ответить ему по-настоящему, по-гаражному, но он же все равно не поймет изюминку этого ответа, да и по отношению к стране не корректно. Потому делаю серьезное лицо ангела  во плоти и в очередной раз начинаю лечить географический критинизм африканских товарищей, чуть ли не рисуя на листке бумаги месторасположение моей страны.

Выслушав мою речь о Родине, пограничники порылись в своих бумагах и вернули мне мой паспорт:

– Вам придется поехать в Москву, там получить въездную визу и тогда мы сможем вас пропустить в страну.

– Мужик, ты сам-то понял, что сказал? Ты понимаешь,  где мы с тобой, а где она, Москва?

Эти слова я, естественно, говорил по-русски, но, видимо,  не лучшая перспектива дальнейшего путешествия смела  ангельское выражение с моего лица, и пограничники напряглись. Мои товарищи, кажется, тоже были не готовы к потере одного бойца и компаньона.  Они начали доказывать  военным о близости территорий и родственности душ славянских народов. Солнце палило нещадно.  Пограничники были неумолимы. Они важно поправляли фуражки на вспотевших и от того лоснившихся черных головах,  приносили мне какие-то бумаги на тарабарском языке, стараясь по-хорошему убедить меня в своей правоте. Я пытался в этих бумагах что-нибудь разобрать, но в какой-то момент мне показалось, что там просто написано: «Ты кто такой? Давай, до свиданья».

Минут через 30 с начала моего неудавшегося пересечения границы на пыльной дороге со стороны Ботсваны  появились клубы дыма, из которых показался зеленый внедорожник. Как потом выяснилось, на КПП с инспекторской проверкой прибыл какой-то полковник – важный чин ботсванийской армии.

Я вспомнил о том, что у меня еще остались южноафриканские ранды, но я же не коррупционер.

Понимая, что это мой последний шанс, я ринулся в бой.

– Господин генерал, – обратился к полковнику. – На границе тучи ходят хмуро, но только вы можете мне помочь...

За три минуты я рассказал ему обо всем: о себе, о стране, о детях, о миротворческой миссии нашей компании в Ботсване, о том, что мои друзья не знают дороги, они заблудятся без меня в буше и их съедят голодные львы, о том, как мал этот мир и как далеко до Москвы, о том, что в Беларуси нет ни врагов Ботсваны, ни шпионов, а я только мечтаю увидеть настоящий баобаб и ботсванийского слона.

В конце этого монолога я достал из рюкзака майку с белорусской символикой и как можно торжественней вручил ее офицеру, как важную государственную награду. Стоявшие рядом пограничники, обезумев от моей наглости, очевидно, уже ожидали приказ о моем расстреле. Один из них, кажется, даже расстегнул кобуру, но полковник подошел ко мне, улыбнулся и по-дружески слегка ударил меня рукой по плечу. Ордена и медали на его кителе зазвенели, а он, повернувшись в сторону подчиненных, сказал:

– Жизнь несправедлива, но все же хороша. Я разрешаю ему прибывание в Ботсване в течение 72 часов. Тебе хватит этого времени, музунгу?

– Так точно, – ответил я, еще не веря в удачу. Но тут я увидел, что взгляд моего спасителя остановился на моей шляпе.

Чтобы избежать международного конфликта я быстро придумал:

– Кстати, господин генерал, эту шляпу  уже принял от меня в подарок король Руанды. Но не смог взять ее с собой. Мы с ним встретимся на обратном пути, я ему шляпу и передам.

– Да? Ты знаком с Полем Кагаме? Мы с ним хорошие друзья. Но все равно я не могу разрешить тебе получить визу более чем на 72 часа. Закон есть закон. – Он посмотрел на небо, прищурил глаза, снял зачем-то очки, потом снова их надел и после небольшой паузы сказал, хоть и с сильным акцентом, но по-русски:

– Прости, друг.

Мне показалось, что в этот момент я в его глазах увидел отражение фасада какого-нибудь волгоградского политехникума, в котором он учился много лет назад, и, признаться, онемел. Не ожидал такого поворота событий. Сейчас, думаю, этот «генерал» позвонит королю Руанды и попросит  уступить ему мою шляпу, а тот и знать не знает про подарок и, более того, вряд ли меня вспомнит. Но в это время ко мне подошел пограничник и со словами «Welcome to Botsvana» протянул мой паспорт.

У шлагбаума перед входом в страну лежала обыкновенная тряпка, рядом с которой стоял большой баллон, напоминающий садовый опрыскиватель. Время от времени к нему подходил один из пограничников и распылял белую жидкость на тряпку. Каждый  пересекающий границу должен  вытереть ноги.

Неплохой порядок, подумал я. Хорошо бы еще вымыть руки и почистить мозг.

Я подошел к этому санитарному посту, тщательно вытер обувь и оглянулся. Пограничник, который принес паспорт, стоял по стойке смирно и все еще отдавал мне честь, касаясь правой ладонью фуражки. Я улыбнулся, прикоснулся ладонью к своей шляпе, сказал ему: «Вольно», – и вошел в Ботсвану.

Мои товарищи, ожидающие меня уже в новой и неизвестной нам стране, аплодировали.