Взорванная Атлантида. Как исчезали самые красивые белорусские города
Василь Быков говорил, что город без древнего центра, каким бы современным и благоустроенным он ни был, все же лишен души. В истории Беларуси, увы, масса примеров того, как проводился обряд обездушивания – сперва силами завоевателей, а затем, в советское время, и собственными стараниями. О некоторых из них мы начнем рассказывать сегодня.
На старинных гравюрах Брест предстает перед нами городом с чудесным скайлайном из храмовых башен и дворцовых крыш. Он и сегодня мог бы соперничать с Гродно по красоте и древности своих памятников, быть «белорусским Львовом» или даже «белорусской Прагой», ведь в былые времена его улицы и площади украшали каменные костелы иезуитов и доминиканцев, августинцев и тринитариев, бригиток и бернардинцев, других орденов и конфессий. При этом застройка места, возникшего у слияния Буга и Мухавца, характеризовалась высокой плотностью (часто здания размещались на самой береговой линии), более свойственной западноевропейским городам. А был тут еще и замок, в котором Витовт и Ягайло разработали план Грюнвальдской битвы, где в ХV-ХVI вв. проходили государственные сеймы ВКЛ, а в ХVII столетии работал (наравне со столичной Вильней) монетный двор – самый производительный в Великом княжестве.
В начале XIX века плавное 800-летнее развитие города было остановлено и перечеркнуто. Еще в ХVIII столетии маршал Франции Мориц Саксонский (который являлся внебрачным сыном нашего короля и великого князя Августа Сильного) отметил, что «тот, кто владеет в военное время Брестом, имеет великие выгоды над прилежащею страною». Этот вывод прославленного полководца не остался незамеченным русскими военными: после присоединения земель ВКЛ к Российской империи было принято решение строить здесь «опорный пункт обороны» ее новой западной границы. Однако планам тогда помешал Наполеон, и к ним вернулись лишь в 1830-м, но со всей беспощадностью к городу, ставшему символом ненавистной для россиян Брестской церковной унии.
В ночь с 31 мая на 1 июня 1835 года в Бресте «как бы случайно» вспыхнул пожар, уничтоживший более 300 зданий и сильно ускоривший расчистку территории будущей крепости. Погорельцы получили денежную компенсацию, но отстраиваться на прежнем месте им запретили: городская застройка отныне переносилась на два километра к востоку. А ровно через год после пожара главнокомандующий русской армией, усмиритель восстания 1831 года фельдмаршал Паскевич заложил первый камень цитадели. Уцелевшие архитектурные памятники старого города либо шли под снос (как, например, Николаевская церковь, в которой в 1596-м была подписана уния), либо приспосабливались для новых нужд. Так, в монастыре иезуитов разместилась канцелярия коменданта, а в бывшей обители базилиан – офицерское собрание (известное также как Белый дворец, где в 1918 году был заключен Брестский мир).
Весной 1842 года над крепостью 1-го класса Брест-Литовск был поднят имперский флаг. Так 175 лет назад возникло одно из самых совершенных укреплений России и навсегда закончилась история ТОГО города, тысячелетие которого мы отметим через два года. «Ни одно неприятельское нашествие не уничтожило так основательно древний град с его прекрасными памятниками старины, как уничтожил его русский царь Николай I, – писал один из современников тех событий и уже тогда задавался вопросом: «Стоило ли разрушать и уничтожать материальное достоинство и культурные достижения, добытые многими поколениями?..»
Впрочем, Брест был не первым белорусским городом, стертым с лица земли российскими военными. Еще в годы царствования Александра I они провели успешный опыт с Бобруйском, чей средневековый центр, удобно расположенный на берегу Березины, в одночасье «заковали в латы». Проект крепости на месте старого ядра города, жителей которого переселили в четыре веером примкнувших к цитадели форштадта, был утвержден летом 1810-го, а уже в следующем (!) году, ввиду ожидавшейся войны с Францией, почти завершенную фортецию привели в оборонительное состояние. Там, где еще совсем недавно находилась городская площадь с храмами и торговыми рядами, от которой расходились улицы с мастерскими и лавками ремесленников (кузнецов, плотников, ткачей, гончаров, пекарей, ювелиров...), теперь стояли казармы, склады, военный госпиталь. Еще даже не достроенная до конца, Бобруйская крепость стала крупнейшей в Европе (ее площадь превышала 100 га).
Показательна история одного из памятников бобруйской старины – иезуитского костела, возведенного в первой половине ХVIII века по проекту виленского архитектора Томаша Жабровского. Внешне он напоминал уменьшенный пражский храм Девы Марии перед Тыном. При нем действовали библиотека, пятилетняя школа и театр, где ставились пьесы религиозного содержания. После присоединения Беларуси к Российской империи и начала строительства крепости в костеле иезуитов был устроен цейхгауз (склад оружия и амуниции), а в советское время разместилась гауптвахта. Сегодня это самое старое из дошедших до наших дней зданий Бобруйска – до неузнаваемости перестроенное, заброшенное, время от времени терпящее от пожаров – вовсе не похоже на памятник. А ведь у него могла быть совсем другая, «европейская», судьба.
Графическая реконструкция иезуитского костела в Бобруйске на сохранившемся основании. Автор – Александр Невар
Точно так же по-иному мог бы выглядеть сегодня довольно унылый и безликий (да простит меня малая родина моих родителей!) Слуцк. В прошлом году город отпраздновал свое 900-летие, и, окажись он в другой стране, давно бы мог почивать на туристических лаврах, как, например, более молодые Амстердам или Рига. Но в белорусском климате Слуцку было уготовано многолетнее «закаливание» в постоянных войнах (так в городе появилось целых три замка) и «смерть» от руки захватчика, не знавшего пощады к побежденным.
В конце XVI века московский купец Трифон Коробейников писал о Слуцке: «Град торги и посадом больши и лутчи Менска, а река шириной с Москву-реку». В то время город еще принадлежал княжескому роду Олельковичей, а в начале ХVII столетия перешел к Радзивиллам, сделавшим его укрепления лучшими во всем Великом княжестве. Оборонительная линия почти круглого в плане поселения составляла около четырех километров, имела 19 бастионов разных конфигураций (каждый из них со своим названием: Рыбацкий, Кузнечный и т.д. – исходя из того, какой ремесленный цех должен был оборонять их). «Крепостью в крепости» называли современники построенный на противоположном от Верхнего и Нижнего замков берегу Случи неприступный Новый замок – Цитадель. Чтобы попасть в него, требовалось преодолеть два ряда глубоких водяных рвов и двое ворот, в которых находились пушки.
Со вхождением белорусских земель в состав России у новых властей возникло опасение: не станет ли мощный город-крепость, захваченный повстанцами (а восстания тут, как мы помним, вспыхивали с завидной регулярностью), грозить безопасности империи? Поэтому в первой половине ХIХ века оборонительные валы Слуцка были выровнены, а широкий ров с водой засыпан. Кроме того, новые хозяева «разрубили» древний город надвое, проложив через его центр отрезок шоссе Москва – Варшава. Новая дорога, сломавшая веками сложившуюся планировку, стала главной городской магистралью и получила название Шоссейной (ныне улица Ленина). В ее центре, на бывшей Замковой горе (в 1930-х, после взрыва находившегося тут Свято-Николаевского храма она получила имя Безбожной горки) расположен Дом культуры (на фото он справа). А единственным напоминанием о легендарном Слуцке остается небольшой сохранившийся участок земляных валов в центральном городском парке.
P.S. Из трех замков – Верхнего, Нижнего и Узгорского – когда-то состояли и витебские укрепления. Совокупная длина их стеновых ограждений, по данным историка архитектуры Тамары Габрусь, превышала три километра, т.е. была почти в полтора раза больше протяженности стен московского Кремля! Где сейчас эти каменные защитники, что с ними стало? Ответить на этот вопрос поможет недавно появившийся в сети фильм-исследование Алеся Кравцевича.
Христофор Хилькевич, рисунки Павла Татарникова