В шестом классе, подростком, он отчетливо осознал, что школа уже ничего не даст ему из того, что лично ему нужно в жизни. Перестал ходить на занятия, вместо уроков ходил в кино и – время от времени, для души – рисовал. Что не помешало ему закончить восемь классов, сдать экзамены и поступить в архитектурный техникум. Создавал музей белорусской архитектуры и быта в Строчицах. За семь лет работы в музее объездил всю Беларусь и думал, что знает страну, по крайней мере ее архитектуру, как свои пять пальцев. Снял за компанию с товарищем документальный фильм о Мирском замке. Увлекся киносъемкой, один из следующих фильмов – «Патриарх», о знаменитом белорусском гончаре Токаревском, снятый незадолго до смерти народного мастера, – стал событием в любительском документальном кино в Советском Союзе и получил престижную премию – серебряную медаль на фестивале UNICA в Таллинне в 1986 году, что-то вроде «Оскара» для любителей.

Высшее образование Валерий Ведренко получил в Москве, тогда он мечтал о Высших сценарно-режиссерских курсах, в сотый раз пересматривал «Андрея Рублева» и восхищался Тарковским…

То, чем он занимался в жизни, кажется, вполне отвечало его увлечениям, движениям души. Но сегодня Валерий Ведренко работает в жанре, который сам для себя изобрел и назвал «фотопластикой», и считает, что только сейчас наконец нашел себя и то, ради чего действительно есть смысл жить. «Я ждал появления «своего» инструмента целых полвека», – признается он и утверждает, что, только работая в фотошопе, смог ощутить настоящую, ничем не омраченную радость творчества.

– Что вас не устраивало в обычной, классической фотографии?

– То, что я не могу работать с изображением! Не могу получить тот эффект, который нужен. Но когда появилась цифра, изменилось и мое отношение к фотографии. Самый большой кайф я испытал от работы в фотошопе. И вот тогда до меня дошло, что такое настоящая радость творчества. Даже когда у тебя что-то не получается! Это не шло ни в какое сравнение с теми муками, которые я испытывал, занимаясь живописью или графикой. Это ужасно – испытывать сопротивление материала, понимать, что это не твой инструмент, не твой материал, но ты не представляешь, чем можно его заменить. Я говорю, что фотошоп придумали для меня! Мне был настолько понятен весь принцип его действия, что нужда в курсах, объяснениях и консультациях отпала. Как строится изображение, что оно из себя представляет, что такое пиксель, как формируется изображение, как я могу его деформировать, как я могу совмещать слои… Весь этот безумно увлекательный процесс происходит у тебя в голове – но при этом ты видишь его на мониторе. Это как реализация твоих видений: ты видишь то, что тебе приснилось, наяву.

– Вы используете только собственный фотоматериал?

– Да, это принципиальный для меня момент.

– А почему архитектура стала главной составляющей ваших образов? Из-за того, что это ваша первая профессия, а старая любовь не ржавеет?

– Когда несколько лет варишься в какой-то профессиональной среде, наверное, формируется определенный взгляд. Минск меня всегда угнетал своей архитектурной невыразительностью. Во время поездок по Беларуси имел возможность сравнивать и понял, что кое-где в глубинке еще сохранился какой-то дух, что-то живое, особенное, свое. А Минск нагонял и нагоняет тоску, хотя у меня есть многосерийный «Минский альбом». Может быть, именно эта неудовлетворенность – неудовлетворенность глаз, острое ощущение того, что живешь все время в какой-то не той среде, – я ведь изучал архитектуру Европы, всего мира – и сыграло роль при выборе сюжетов…

– Когда вы говорите о Европе, вы имеете в виду, что изучали европейскую архитектуру по книгам, не вживую?

– Ну разумеется, я видел Европу только на картинках! В этом тоже есть что-то ущербное, некое репродукционное мышление. Мы ничего не видели своими глазами, мы все искусство знали только по картинкам дурного качества. А как это живет, как вписано в ландшафт?.. Наши головы были забиты химерами, мы понятия не имели, как живет по-настоящему нормальный мир. Только сейчас, сегодня мы можем увидеть все своими глазами. Я в шоке от того, что там все совсем не так, как я думал всю жизнь. И уж тем более не так, как учили и объясняли. Первый раз по-настоящему я попал в Европу в 2006 году. Это была обычная экскурсионная поездка в Прагу. И Прага меня просто… размазала. У меня было три дня счастья. Я вдруг попал на другую планету. Я снимал, не задумываясь, взахлеб, как голодный, вдруг попавший в колбасный магазин. Приехал домой и за месяц сделал серию работ.

– Эта серия победила в конкурсе, который проводило Посольство Чехии в Москве. Потом вы создали несколько белорусских серий – Лошицу, Гервяты. Встреча с Гауди – случайность или на этот раз вы знали, зачем ехали?

– Тут я точно знал, куда и зачем еду. Ехал в первую очередь ради Гауди. Я его «проходил», будучи студентом, я о нем читал и выделял из всех архитекторов. И уже тогда, в юности, его творения казались мне удивительными, странными, ни на что не похожими. Но, когда я увидел это собственными глазами, понял, что это совершенно не похоже на то, что показывают в книжках и о чем пишут… У меня сразу в голове проскочило: чем являются Гервяты для Беларуси, тем является Гауди для всего мира. Они разные, но по эмоциональной насыщенности они для меня похожи. Я точно знал, что эта поездка – к Гауди… Нет, не совсем так. В Барселоне есть и другие его работы, а я ехал, чтобы увидеть именно Саграда Фамилия.

– В вашей серии храм Божий ассоциируется с женским телом. Эти ассоциации кому-то могут показаться слишком смелыми, даже кощунственными. А как вы сами можете объяснить, откуда они взялись?

– О кощунстве и речи быть не может. Это мое личное восприятие, и я отнюдь не претендую на то, чтобы все остальные чувствовали так же, как я. Это было первое ощущение, когда я попал в Барселону и очутился возле собора, ходил вокруг и попал в интерьер, – я почувствовал какие-то женские вибрации. Я там чувствовал могучее влияние природы, которая и была основным источником вдохновения для Гауди. Несмотря на то, что он был очень религиозным человеком, порой до исступления. У самого Гауди вся лепнина, вся скульптура пронизана культом плодородия. Там все растет, из цветов лезут какие-то фрукты, из фруктов – цветы. Гауди делал совершенно не канонические вещи. Его скульптурные композиции на библейские темы – это какие-то сценки из семейной жизни, очень «земные». Он задал новые стандарты не только в архитектуре, но и в трактовке самих библейских персонажей. Пантеистическое, языческое начало в его работе очень чувствуется. Моя жена, например, совершенно по-другому восприняла Саграда Фамилия, чем я. При всем восхищении великолепием храма она сказала, что чувствует что-то… жуткое.

– Жуткое?

– Да, в таком колоссальном объеме скульптура и декор создают  впечатление какого-то монстра, который может сожрать, поглотить, переварить все, что находится внутри. Некоторые люди говорили мне, что боятся Саграду, она как живая, движущаяся, огромная – раздавит. Я же ее воспринял совершенно позитивно, для меня открылся новый мир и в творчестве, и в духовном плане. Я чувствую, что в Саграде произошло со мной что-то важное.  Другое дело, что как невозможно снять наши Гервяты и поставить точку, точно так же абсолютно невозможно снять Саграду. Хотя бы потому, что она еще строится. По проектам, она будет раза в два больше. Первое, что ты испытываешь, – это свое абсолютное бессилие, когда ты там находишься, когда просто стоишь перед храмом. В Гервятах такого чувства все-таки нет. Там пропорции более гуманные... Ты понимаешь, до тебя как-то доходит, что это можно построить, это можно спроектировать, хотя, конечно, дух захватывает от высоты и от чистоты этих линий… А в Барселоне перед Саградой ты испытываешь что-то невообразимое. Отнимаются все чувства… ты понимаешь, что это создал не гений… Гений – это уже штамп, впору изобретать какое-то новое слово. Гениев у нас хоть пруд пруди, каждый считает себя гением и готов убедить в этом окружающих… А то, что ты видишь в Барселоне, просто не укладывается в мозгах. Невозможно понять, как это смог сделать один человек! И это чувство не проходит, когда ближе знакомишься с творениями Гауди. Я три раза ездил к Саграде – в разное время, видел ее при разном освещении… И чем больше ты видишь, тем труднее ее зафиксировать. Понимаешь, что тут опять надо пользоваться своим методом: материала  должно быть много. Но все, что ты сделаешь, не может идти ни в какое сравнение с тем, что было создано Гауди. Вот это – нечто действительно великое, созданное для всего мира.

Я не знаю, зачем люди ездят в Европу. Во всяком случае, из разговоров со своими знакомыми я понял, что белорусы много ездят в Европу, много путешествуют. А где же результаты? Если нет никаких результатов, то, может, не за тем ездят? Во всяком случае, мне кажется, что человек, который занимается искусством, пока не увидел Гауди, будет неадекватно оценивать свои возможности. Потому что, только увидев Гауди, ты сразу осознаешь…

– Свое место?

– Да, что ты в этом мире значишь и чего ты стоишь. Это перешибает любую манию величия! Туда нужно ездить учиться, как это было в прежние столетия в среде художников, архитекторов. Учиться не какой-то конкретике, а общим вещам, культуре. Я счастлив, что жизнь так сложилась, что мне повезло это увидеть.

– Выставка «Поклон Гауди» в фотоклубе «Мінск» имела успех. Что дальше?

– Я сознательно сделал выставку в режиме рабочего просмотра, показав в фотоклубе, а не где-то в публичном пространстве. Сделал по двум причинам. Во-первых, для выставочного зала работы должны быть в другом формате. Работ много, около восьмидесяти, на тот момент я просто не потянул бы оформление такой масштабной выставки финансово. Во-вторых, я понимал, что из привезенного фотоматериала выжал все, что мог. И в то же время осознавал, что это не финал. Но тогда я еще не знал, что снова поеду в Барселону. И мне нужен был просто какой-то живой отклик. И самое главное – нужно было увидеть работы на стене. Поэтому я выбрал щадящий бюджетный вариант – выставка в клубе. Причем выставка трижды обновлялась. Чисто технически мне ни один музей не позволил бы менять экспозицию раз в неделю. Это был рабочий просмотр, который меня убедил в том, что я буду продолжать работу над темой.

То, что я сделал, это хорошо, но это какая-то ступенька, с высоты которой мне открывается новый горизонт. К счастью, обстоятельства сложились так, что буквально через пару дней мы опять улетаем в Барселону, где у меня будет целых две недели на съемку. Я еду за новым материалом. Надеюсь, сейчас мне будет проще: я знаю, что уже сделано, что у меня не получилось снять в прошлый раз, что нужно переснять. Я жду новой поездки и надеюсь на нее. Хотя и боюсь, как бы не вышло согласно изречению «Нельзя войти дважды в одну и ту же воду». Всегда опасно возвращаться в места, которые произвели на тебя такое фантастическое впечатление. А вдруг что-то изменится? Вдруг я остыну? Впрочем, такие внутренние сомнения – это нормально. Но в целом я настроен по-рабочему. Потому что знаю: мой разговор с Мастером еще не окончен…

Беседовала Людмила ДРИК