Известный белорусский экскурсовод и менеджер компании «Виаполь» Анатолий Варавва рассказал  TIO.BY о тенденциях сезона, перспективах молодого поколения экскурсоводов и о том, что думают туристы и экскурсоводы о реконструкции исторических памятников в Беларуси.

 – Анатолий Георгиевич, не секрет, что для туристических компаний выдалось непростое лето в связи с финансовым кризисом в стране. Как изменились экскурсионные туры в этом сезоне?

– Среди зарубежных туристов костяк сегодняшних туров – это клиенты из России. И я бы не сказал, что здесь что-то кардинально изменилось. Несмотря на то, что российские СМИ писали о том, будто в Беларуси пустые прилавки и люди уносят с полок последние бутылки подсолнечного масла, туристы активно приезжали в нашу страну. Об этих байках из газет они мне сами со смехом рассказывали, когда мы ужинали в ресторане. Что касается внутреннего туризма, то здесь туры существенно сократились. Ведь в основном это были корпоративные поездки, то есть за счет денег профсоюзного фонда. Из-за того, что кошельки у людей «просели», теперь предприятия придерживают деньги на другие нужды. С другой стороны – индивидуальные туры. В нашей компании по пятницам, субботам и воскресеньям они очень хорошо заполнялись. Сейчас эти группы по-прежнему идут, но не собирают такого количества людей, как раньше: два или три автобуса. Это и есть самая большая проблема, потому что мы теряем самый лакомый для нас «кусок» – заинтересованных туристов, которые ориентированы на познавательную поездку.

– Появляются ли для туристов новые предложения, которые еще больше могут их заинтересовать?

– В этом плане есть принципиальная вещь: ты не можешь запихивать все новые и новые объекты в маршрут, если он в течение дня выходит за пределы 350–400 км – нужно учитывать утомляемость туриста. В то же время некоторые самодеятельные авторы утверждают обратное^ «Нужно заставлять туриста» – говорят они, включают как можно больше остановок в тех или иных населенных пунктах и считают, что это и есть маршрут. Но ведь это не экскурсионный тур. Дело не в том, в скольких, например, деревнях ты остановишься и сколько однотипных церквей/костелов покажешь. А в том, что ты должен какую-то вполне определенную мысль провести в этой экскурсии, которая бы объединила именно эти отобранные объекты. И далее, ты не должен выйти за пределы выше обозначенного километража, после которого путь уже становится утомительным. Мне важно привезти людей, которые увидели бы достопримечательности, узнали много нового, но чтобы они не устали до бесчувствия. Если их подымать по 10–15 раз, они проклянут все на свете. Поэтому требования к хорошему туру давно сформированы: он должен быть информационным, исторически достоверным, компактным и не утомляющим людей. И на этом поле мы уже все отработали, поэтому не идем по пути, утверждаясь тем, чтобы баловать туриста новыми названиями 3–5 деревень, поселков или городов. Об экскурсиях по Беларуси написаны книги и диссертации, открыть здесь что-то принципиально новое практически невозможно.

– Известно, что западное направление Беларуси более востребовано у туристов. Как
дела обстоят на Востоке? Готовы ли там встречать гостей?

– Дело в том, что Западная Беларусь до 1939 года находилась в иной системе политических координат. Здесь уважали историческое прошлое, поэтому удалось сохранить памятники культуры и архитектуры. На востоке прокатилась настоящая волна разрушений: война, а после войны ведь активно пытались сделать «советского человека» в соответствии с требованиями партии; куда он делся, этот «советский человек», после 1991 года, никто не знает, но говорили, что есть такая общность. После всего этого Восточная Беларусь превратилась почти в культурную пустыню. Поэтому западные области более востребованы среди туристов. Но, чтобы уравновесить экскурсии, мы сделали маршруты и в восточной части – Гомель, Витебск, Могилев, Мстиславль. То, что сейчас создают новые объекты на востоке – отремонтировали усадьбу, к примеру, – это хорошо. Да, мы туда обязательно едем и смотрим. И если эта усадьба по существу муляж или вообще объект некачественно выполненного ремонта (наляпали краски, новый забор поставили), это не повод, чтобы тащить туда людей, потому что такой объект не представляет исторического интереса. Понятно, что в восточной части экскурсоводу работать сложнее, потому что когда у тебя за плечами памятники Гродно, ты чувствуешь себя комфортно, а когда у тебя одни муляжи за теми же плечами или плохо отреставрированные объекты, тебе, конечно, менее уютно. Ведь экскурсовод – не самостоятельная фигура, он комментатор, а если он хочет собой затмить объект, значит, гнать его надо. Значит, он не понимает своей роли. И не его запомнят зрительно, а объект. И для того чтобы комментировать, нужен этот самый объект. А на востоке их мало. И при переездах это ощущается: 200 км до Могилева, и почти ни одной остановки – по большому счету нечего показывать, а рассказывать можно только о каких-то военных событиях на этой территории. Маршрут длиннее и с точки зрения компактности проигрывает.

– Вы затронули тему реконструкции исторических памятников. Сейчас на самом деле ремонтные работы идут по всей стране. Как лично вы оцениваете эту работу, и что по этому поводу говорят туристы?

– Резко отрицательно – и я, и туристы. Но туристы, нужно отметить, подготовленные. Потому что те, кому нравится новый свежеокрашенный забор или отштукатуренные стены, те скажут: «Прекрасно, какая красота!» А тот, кто понимает ценность старинного здания, памятника архитектуры, думает совсем иначе. Ведь экскурсовод учит своего слушателя на примере истории отличать подлинный объект от всего прочего. Реконструкция на больших и маленьких объектах сейчас одинаково некачественно сделана. Об этом говорят и те, кто реконструкцию проводит, и Общество охраны памятников, и крупные историки. Тот уровень, который был задан в Мире и Несвиже (при том, что там и мебель поставили, и потолки налепили) – это не уровень реставрации, это уровень муляжного ремонта. Попытаюсь объяснить, в чем здесь дело. У нас не создана реставрационная школа. Она начала формироваться в 80-х. Только-только собрали специалистов, только-только начали их учить поляки, потому что польская школа близка нам и одна из самых лучших в Европе… Только это началось, как тут же рухнуло – прервались эти связи. Объединение было разброшено по областям. И в этих областных учреждениях есть только набор неподготовленных людей – непонятно даже, у кого какая специальность. Вот они такую реставрацию и ведут. Заходят сегодня туристы в северный корпус Мирского замка, и даже самые необразованные замечают: «А зачем здесь такой лифт поставили?» Теряется весь антураж, когда при входе в замок видишь «Могилевлифт». Кроме того, необходимо использовать старые материалы, а не выбивать кладку XVI века отбойным молотком. На моих глазах так и делали. Плюс ко всему, ставили современный кирпич – другой фактуры, цвета и размера. Ведь нужно думать, что мы не только сегодня должны принять туристов. Ведь люди приедут и через 10–15–25 лет…

– У вас большой опыт в экскурсионном деле. Изменились ли интересы туристов?

– То, что я говорил туристам 20 лет назад и сейчас, – это разные разговоры об одних и тех же вещах. Сегодня уровень людей, стоящих перед тобой, выше. Люди стараются путешествовать, уже многое видели. Белорусский турист уже посмотрел и Чехию, и Польшу, и Германию… У него есть вопросы и свое мнение. И если мы хотим вписаться в этот европейский контекст – это нужно учитывать. Поэтому так важно при реконструкции памятников не решать все сегодняшним днем – сдать, принять объект, а потом уйти… Через два года вздуется фанерованный подоконник, сделанный не из настоящего дерева, как было запланировано по объекту. Экскурсанты ходят, смотрят – и все понимают.

– Вы много путешествуете по Беларуси. Есть ли изменения в придорожном сервисе, в обслуживании туристов?

– Придорожных остановок действительно стало больше, нас это очень радует. Но здесь еще, как говорится, работать и работать. Существует много проблем. К примеру, появилось новое кафе, первое время все замечательно, а потом включается стиль «советикус». Странно, но даже в частном заведении, где гораздо больше должны быть заинтересованы в прибыли, персонал порой ленивый и нерасторопный – не могут лишний раз повернуться к клиенту, улыбнуться ему. Ну, и потом самая большая проблема – туалеты. Сколько мы людей будем гонять по кустам, сколько будем проявлять неуважение? Мы уже устали говорить об этом чиновникам. Они раздражаются всякий раз, когда слышат об этом, но дальше дело не идет, и проблема остается...

– В последние годы достаточно активно развивается военный туризм. Как лично вы оцениваете перспективы этого сегмента? И оправдано ли вложение сил и средств в военные туристические объекты?

– Сегодняшняя трактовка войны – это больная тема. В нашей стране она до сих пор остается донельзя мифологизированной и сверхидеологизированной, не являясь при этом исторически правдивой. Этот сегмент должен занять в истории то место, которое ему принадлежит. Но он не должен заслонять собой все! Прошло уже более 65 лет со дня окончания войны. Хватит извлекать из войны идеологическую выгоду. Хватит врать про эту войну и великую победу – пора вглядеться в ее жертвы: как все развивалось, кто это затеял. И тут есть что сказать по поводу советского режима. Тот патриотизм, который вбивали в СССР в молодежь, превратил всю нашу историю в историю войны. 65 лет мы только об этом и слышим. У нас – то в один год круглая дата начала войны, то в другой – круглая дата окончания войны, то в третий – освобождения Беларуси. И какие-то ветераны инициируют все это. Я хочу знать, в каком возрасте они начинали эту войну, как они могли в ней поучаствовать и сохраниться до сей поры – после 65 лет, как война закончилась. Мой отец уже треть века лежит в земле сырой – он дошел до Берлина. А эти «ветераны» – непонятно, откуда они. Всю эту кашу заваривают, на них вся эта демагогия и строится – с бесконечными праздниками. Хорошо, победили. А теперь давайте вглядимся, с чем мы остались после войны. Одного диктатора уничтожили, с другим остались – два года не прошло, как Сталин опять запустил свой репрессивный аппарат на всю страну. А ему памятники ставят и его вспоминают. Я считаю, что нельзя молодежи только под видом знакомства с военными объектами нести всю эту мифологию. Надо отделить зерна от плевел, как говорится. Надо, наконец, сделать то, что сделали в Германии. Они прокляли Гитлера и весь его режим. И теперь любое упоминание о нем преследуется по закону. А мы до сих пор не осудили всю систему гулаговскую. У нас до сих пор нет на государственном уровне программы по увековечению памяти жертв репрессий, мест, где закапывали людей. Ведь только в Минске таких мест немало. Вот Малый Тростенец – классический пример, как на костях убитых НКВД людей гитлеровцы сделали свой лагерь. Так об этих жертвах вспомнили, а о тех, кого убивали в 30-х годах, почему-то нет… Хотите показать войну, так покажите ее во всем ужасе, а не только в победных маршах. Сталин вышел с речью к народу только на 12-й день войны, а до этого говорить с народом поручали диктору Левитану. Так вот, если в правдивом ключе показывать войну, я думаю, что и молодежь будет ее воспринимать по-иному, как настоящую трагедию.

– В советское время профессия экскурсовода была очень престижной, пробиться было очень сложно. Сейчас существует множество курсов, в университетах открывают соответствующие отделения, поэтому экскурсоводов стало больше. Как вы оцениваете новое поколение?

– Меня радует, что я вижу все больше и больше молодых лиц на экскурсиях среди своих коллег. Мы, старшее поколение, боялись, что с развалом всей этой системы и безвременьем, которое длилось несколько лет начиная с 1991 года, профессия не будет востребована. В то время на самом деле все заполонили шоп-туры. Экскурсии были не нужны людям. Но с середины 90-х начались познавательные туры за рубеж: в Испанию, Италию, Францию… Люди захотели уже не только удивиться разнообразию колбасы и сыра, им захотелось посмотреть и на страну. В это время параллельно начался процесс возрождения экскурсионной профессии. За эти 10–15 лет подросло новое поколение. Оно мне нравится своей амбициозностью, своим желанием занять место под солнцем. Мне сложно однозначно говорить об уровне их знаний. Раньше существовала такая практика как взаимное прослушивание. Любого экскурсовода мог прослушать его коллега или методист. В советские времена это было связано также с идеологическим контролем, но в то же время это дисциплинировало нас. Были также семинары, где лучшие экскурсоводы страны обменивались опытом. Сейчас все это ушло. Но, временами проходя мимо, я слышу, что говорят молодые коллеги. И я хочу сказать, что это хороший материал.

– На носу осень, когда курортный отдых сменяется на экскурсионный. Скажите, пожалуйста, чего ждать в новом сезоне?

– Это очень сложно прогнозировать. Развитие будет зависеть от денег. Если Бог милует, то все исправится. Но не думаю на самом деле, что милует, потому что впереди Бога идут законы экономики. Скоро полгода как в стране нет валюты, весь бизнес живет в подвешенном состоянии. Сегодня граждане получают деньги и не знают, что на них можно будет купить завтра. Нет авторитета национальной валюты, а курс устанавливают за углом или на сайтах в интернете. При таких условиях загадывать и предсказывать будущее экскурсионного туризма в стране очень сложно.