Григорий СКЛЯРОВ

В иранской семье последнее слово за мужчиной. И это слово: «Да, дорогая!». Иранская поговорка.

Почти любой путешественник старается узнать что-нибудь о той стране, куда он едет. И всякий странник, который так делает, сталкивается с диссонансом интернет-версии страны и тем, с чем он в действительности будет иметь дело. Нельзя сказать, что информация, фотографии, цифры, достопримечательности в рекламных туристических проспектах будут ложью, но скорее правда самого путешествия будет другой. И у каждого своей.

О том огромном количестве действительно замечательных музеев, об очень вкусной и разнообразной еде, о местах, где бывал Александр Македонский, можно прочитать, хотя лучше там побывать самим. Для меня же путешествие в Иран стало временем расставания с иллюзиями, которые уже давно стали общим местом. Именно поэтому я и решил написать о Тегеране, каким увидел его сам, поэтому и предлагаю этот беглый набросок индивидуального вояжа.

Насколько я знаю, Иран довольно закрытая страна, и получить визу не так-то просто. Но так как это для меня была отчасти деловая поездка, то обзавестись визой не составило никаких проблем. Добираться туда лучше всего самолетом. В крайнем случае – через Россию по Каспийскому морю на север Ирана, а потом через гряду Эльбруса в Тегеран. Но это для тех, кто решится.

Я предпочел самолет. «Турецкими авиалиниями» можно прилететь через Стамбул, а у «Белавиа» есть прямой рейс.

Итак, вечером самолет стал снижаться вдоль Эльбруса к ночному Тегерану, в котором как минимум 17 миллионов населения. Когда мы снижались, то было ощущение Германии: только если в Германии равномерно горят огоньки маленьких деревушек и миниатюрных городов, перемеженные темными лесом, полем, горами, то Тегеран расползся на огромной территории от подножия горного кряжа на севере до пустыни на юге одним сплошным морем огней. Он стекал с темных ночью вершин Эльбруса иллюминацией вниз к другой темноте – пустыне.

Все произошло быстро. Женщины уже на выходе из самолета быстро надели на головы платки и стали похожи на расхристанных крестьянок. И это понятно: так как платки у нас уже давно никто не носит, то и повязывать их никто не умеет. Позже я смогу убедиться, что завязывать косынку на голове можно множеством различных способов и довольно красиво.

Все выстроились в очередь на паспортный контроль. Как везде строгие таможенники, демонстративно брезгующие иностранными языками, поставили в паспорт въездной штамп и пропустили за оградительный барьер. На досмотре багажа нас лениво и с обидным безразличием проводили взглядом служащие аэропорта. Мы, приезжие, были им настолько безразличны, что я засомневался: в правильном ли направлении иду?..

Проехав около двадцати километров из аэропорта, в три часа ночи я был уже в гостинице.

Так как в Иране очень дешевый бензин, то лучше всего ездить на такси. Кстати, вполне можно просто остановиться на тротуаре, поднять руку – и буквально через пару минут обязательно кто-нибудь остановится. Единственной проблемой будет языковой барьер, потому что совсем не многие иранцы понимают какой-нибудь язык, кроме фарси или, допустим, арабского. Общественный транспорт ходит довольно редко, часто автобусы стоят в пробках, хотя местами – в перегруженном транспортом Тегеране – они ездят по специально выделенным полосам. Вообще-то движение в Тегеране – отдельная тема. В этом мегаполисе я видел только несколько работающих в обычном регулировочном режиме светофоров; в основном они постоянно мигали желтым. Местами встречались и регулировщики. Машины ездят вне разметки, сплошным неструктурированным потоком, который вспенивается на перекрестках – и тогда водители, переговариваясь друг с другом из боковых окон, интуитивно уступают друг другу. Картину дополняет множество мотоциклистов на мелких машинах, экстерьером напоминающих отечественный «Минск», которые рассекают этот хаос в непредсказуемых направлениях, используя даже тротуары. И с левой стороны – завидно пустая полоса общественного транспорта с одиноким, к примеру, автобусом.

В автобусах мужчины и женщины ездят раздельно. Да и в автомобиле принято, что женщины садятся сзади, а мужчины – спереди.

Вообще, как оказалось, мотоцикл в Тегеране – самый вместительный вид транспорта. Часто можно видеть мужчину за рулем и прижавшуюся к нему жену, с развевающейся на скорости паранджой, которую она постоянно придерживает. Иногда на одном мотоцикле могут ехать три друга. Однажды я видел семью с двумя детьми…

Утром оказалось, что я живу на улице имени иранского поэта Фирдоуси. Вернее, это я уже знал заранее, но увидел впервые. Когда я вышел из всегда и в любой стране нейтрально кондиционированного помещения отеля, то впервые почувствовал другой воздух и тут же понял, что именно этот запах навсегда останется в памяти и именно его я вспомню, если приеду еще раз. Впрочем, этот запах невозможно описать…

Как оказалось, в Тегеране есть одна особенность. Геометрически правильно распределенные улицы города имеют специализацию. Я имею в виду, что каждая улица торгует преимущественно одним видом товаров. К примеру, есть улицы, на которых продают только мобильные телефоны и аксессуары к ним; на других – приемники и батарейки. На улице Фирдоуси продавали унитазы. Почти на всех первых этажах за стеклом небольших витрин на улицу смотрели гласными буквами «А», «О» различные конфигурации унитазов и буква «Э» раковин.

Европейцу в Тегеране может показаться неуютно. Нет привычных кафе, нельзя громко разговаривать, танцевать, несанкционированно петь, в целом привлекать внимание. В обнимку друг с другом ходят только близкие друзья, причем мужчины держатся за руки, как у нас это делают влюбленные пары. В этой наивной и жестокой по отношению к однополой любви стране никому совершенно не может и в голову прийти, что в этом жесте содержится хоть толика гомоэротической аллюзии вместо искреннего дружественного чувства. Как в советских кинофильмах: два председателя колхоза могут целоваться взасос – и это не кажется странным.

На самом деле когда приезжаешь в Тегеран, то только именно тогда начинаешь понимать, что многие вещи тебя совершенно не удивляют: паранджа, полное отсутствие алкоголя, запрет на выражение эмоций…

Как оказалось, совершенно наивно полагать, будто женщина на Востоке не может выразить свою телесную красоту, потому что та скрадывается одеждой. На самом деле часто в большей степени их смущает жара, при которой необходимо носить платок либо попросту сидеть дома. В действительности они часто мечтают, скажем так, об израильской версии: каждый свободно одевается в соответствии со степенью своей религиозности. С другой стороны, даже в этих запретах есть довольно-таки значительный люфт. Разумеется, у всех женщин покрыта голова, скрыты щиколотки и запястья. Однако в действительности только жена муллы, очень религиозные девушки, зачастую пожилые женщины одеваются в черное и закрывают лицо. Обыкновенно женщины и молодые девушки одеваются в обтягивающие штаны, сверху надевается подчеркивающая изгибы тела накидка чуть выше колен, а хитроумно завязанный платок, из-под которого нарочито выбиваются волосы, обрамляет тщательно, с насыщенностью изобилия восточного базара накрашенное лицо. Лица иранок бывают настолько красивы, что не видишь больше ничего другого. Наша ситуация, когда все же бывает, что женщина со спины красива, и ты извиняешься, когда ее окликнешь, в Иране исключена – красивое лицо поглощает все внимание безраздельно.

Что касается бесправия женщин в Иране, то здесь тоже много нюансов. У них есть права, они их знают, как знают права все люди в любой другой стране. Но у нас слишком много стереотипов. К примеру, считается, что многоженство является одной из форм гендерной дискриминации. И действительно, в соответствии с исламом можно иметь четырех жен. Обычно в этом месте все начинают возмущенно вздыхать, совершенно не представляя, что в Иране такие браки достаточно редки. Более того, чтобы завести себе вторую или третью жену, необходимо согласие основной. Ясное дело, мужья обычно об этом даже не заговаривают.

Правда, есть другой вариант. Есть в иранской культуре такое загадочное явление как «сигхе». Это своего рода жена на время – от нескольких часов до нескольких месяцев и даже лет. Сигхе – это женщины, потерявшие мужа, которые хотят вступить в брак, как правило, для того чтобы завести детей, но по каким-либо причинам не могут вступить в обычный брак. Есть даже определенная церемония, когда читают молитву, определяют срок брака и размер мехра. Мехр – это та сумма, которую муж обещает дать своей жене по первому требованию (калым, кстати, здесь не принят). Мехр артикулируется достаточно условно. К примеру, у моей знакомой Марджан он составляет 256 золотых монет. Что это такое, никто не знает, но она говорит, что в случае развода получит все. И еще муж должен будет всю жизнь обеспечивать ее и их совместных детей. Разница между сигхе и постоянной женой также заключается в том, что сигхе получает свой мехр сразу.

В роликах на Youtube представляют все это как своего рода легализованную проституцию. На самом деле, это тривиальная и устаревшая схема дискредитации другой культуры, рассчитанная на весьма поверхностного и плохо образованного зрителя. Мол, ислам такой строгий только с первого взгляда, а на самом деле тоже с гнильцой, как и мы. Но это уже о другом. Лучше разобраться в этом дальше.

Так вот сигхе как раз и является тем случаем, когда вторую жену можно не «согласовывать» с основной. Казалось бы, вот и есть момент дискриминации. Однако жена имеет право тут же потребовать свой мехр. Но так как никто не знает, сколько это, то расплатиться действительно бывает сложно, если вообще возможно. Более того, есть еще множество способов вполне законного по шариату влияния на мужа. Так что если в современной западноевропейской юриспруденции феминистки уже добились того, что закон, вместо того чтобы быть мерилом справедливости и равенства, иногда может стать средством манипуляции, шантажа и вымогательства, то в Иране также есть механизмы справедливости, но они оформлены не в контексте юриспруденции римского типа. На поверхностный взгляд это всегда кажется несправедливым.

Вообще тем, кто хочет сколько-нибудь избавиться от навязанной СМИ идиосинкразии по отношению к исламу, необходимо съездить в Иран, чтобы раз и навсегда понять, что мусульмане – не террористы и не бандиты. Что бандиты и террористы вне религий и национальностей, как это ни банально звучит.

Когда я разувался перед входом в мечеть, я еще волновался, потому что где-то читал, что неверным нельзя в мечеть, что выгонят, но потом все стало на свои места. Люди искренне верят и искренне молятся, но по-другому. Никто не навязчив и не злобен, все доброжелательны. Главное, начинаешь понимать, что для них прийти в мечеть так же естественно, как католику в костел или православному в церковь. Все люди.

Самое интересное, что у иранцев тоже есть стереотипы относительно христианства. К примеру, один мой знакомый, вполне – совершенно без иронии – образованный человек и даже профессор, пытался убедить меня в том, что ислам более цельный, чем христианство, потому что Коран один, а Библий четыре. Я долгое время не мог понять, что он имел в виду, пока не сообразил, что говорит он о четырех Евангелиях. Когда я это понял, то дальше спорить, разумеется, не стал.

В соответствии с законами шариата, в Иране действительно не продается алкоголь. Если кто-то вздумает привезти что-нибудь из-за границы, его как минимум оштрафуют. Никто из моих молодых друзей ни разу не пробовал алкоголь. Хотя, как они говорили, их родители – еще до исламской революции – вполне могли себе это позволить. Теперь они могут выпить только дома, очень конспиративно и с проверенными друзьями. Как сказал мне один знакомый таксист, можно купить виски или коньяк, который, по его словам, контрабандно везут из Ирака. Впрочем, в Тегеране почему-то совершенно не чувствуется, что тебе этого не хватает.

Зато курят в Иране многие. Вполне примечательно то, что у нас в ларьках раньше привязывали на веревочке открывалку, чтобы покупатель мог тут же откупорить пивную бутылку. В Иране подобным образом привязывают зажигалку.

Все десять дней пребывания в Тегеране я общался с новыми друзьями, ходил с ними в музеи, был на площади Революций и Большом базаре, который они называют Бозори Бозорг, видел дворец шаха... Один раз я там столкнулся с государством. Дело в том, что все правительственные здания, посольства и просто зачастую не понятные для западного человека здания охраняются прямо на входе солдатами с автоматами Калашникова наперевес и прикрепленными к ним штык-ножами. В последний вечер – это была суббота – я остался один, потому что все друзья уехали либо на учебу, либо на работу. Нет, это не была отработка праздничных дней, просто в Иране выходными днями являются четверг и пятница. На самом деле к этому легко привыкаешь, равно как и к тому, что встают все рано, а работать заканчивают примерно в четыре вечера. Уже начало темнеть, как я шел по улицам Тегерана около своего отеля. Вдруг после парка появилось здание администрации Тегерана с необычной неоновой подсветкой, которое я сфотографировал. Тут же из обычной машины на обочине выскочил какой-то человек и отдал на фарси команду четырем стрелкам на крыльце. Через мгновение они меня взяли в окружение штык-ножами, пытались забрать камеру, но кое-как – языковая проблема! – мы сговорились, что я удалю все, что они попросят. Все обошлось.

Уже в самолете на пути обратно я понял, что избавился от многих иллюзий. Но до сих пор меня не покидает мысль о том, что именно в Тегеране – хотя теперь я начинаю понимать почему – убили Грибоедова.