Григорий СКЛЯРОВ, фото автора
Замок Лихтенштайн – еще один романтический замок Германии, как и Нойшванштайн. И если Людвиг Баварский еще в юности был вдохновлен древнегерманской легендой о принце-лебеде, то граф Вюртембергский Вильгельм (впоследствии герцог Урахский) впечатлялся написанной в 1826 году книгой Вильгельма Гауфа «Лихтенштайн». Образованный граф визуализировал свои фантазии в камне на вершине горы Швабского Альба. Те же попытки воссоздания средневековой крепости, та же внешняя готическая устремленность вверх, то же географическое и социальное зависание над краем пропасти. Но меньшие масштабы (герцог – не король) и другая судьба.
Вюртембергский дом до сих пор имеет своих наследников: замок все еще принадлежит герцогам фон Урах и является частным владением. Функциональное назначение этого места не сохранилось, несмотря на то, что здесь теперь целый комплекс строений, включающий замок Вильгельма. В основном в эту резиденцию приезжали отдохнуть и поохотиться. Впрочем, как это часто бывает, у замка было двойное назначение: здесь могли скрываться во время войны да и просто в неспокойные времена. Может быть, поэтому до сих пор чувствуется, что он довольно-таки обжитой.
Еще когда на месте нынешнего замка стояла крепость, построенная в X веке, воинственные ройтлингенцы осаждали строение. Как минимум два раза удачно: в 1310 и 1377 годах им удавалось разрушить все до основания. Впрочем, их можно понять. На севере Швабского Альба не так и много пригодной земли, обычно все же это горные кряжи со вкраплениями неровных пятен подходящей для обработки почвы. Если ехать со стороны Штутгарта, обогнув Тюбинген и Ротенбург, попадаешь в долину Эхац, где сейчас расположена деревушка Хонау, специализирующаяся на отдыхе и водном лечении. Уже в замке, когда находишься на высоте 817 метров над уровнем моря, видны эти открытые бассейны размером с пробку, терракотовые точки традиционно черепичных крыш. В хорошую погоду можно увидеть Штутгарт.
В октябре там погода преимущественно хорошая, хотя и переменчивая. Там нет постоянного низкого сплошного щита облаков; если идет дождь – это ненадолго. Как всегда в горах, солнце восходит и заходит стремительно – и только тогда в воздухе ощущается сырое и ледяное дыхание камня, из которого состоит здесь почва. Но днем воздух нежно прогревается сквозь золотисто-зеленые кроны. К вершине ведет укрытый высокими деревьями серпантин. Двести пятьдесят метров вверх не растянуты в длину, а сжаты в спагетти стремительного подъема, так что сидишь полулежа, как в гоночном автомобиле, а стрелка расхода топлива показывает максимальный результат.
Наверху, слева от стоянки, в стволах деревьев натянута трехуровневая навесная переправа с обилием элементов. Справа – традиционное кафе с немецкой кухней, дорога к замку и дом, в котором, по охотно распространяемым слухам, живет столетняя наследница из семьи фон Урах. Вообще нужно сказать, что Нойшванштайн не так оброс слухами, как Лихтенштайн. Здесь слухи не только бережно сохраняются, но и кокетливо передаются самим гидом. Они это называют легендой или преданием.
Например, экскурсовод всерьез пересказывает роман Гауфа, в котором главный герой – герцог Ульрих фон Вюртембергский – за какие-то махинации был в бегах от Швабского союза городов и прятался в Туманной пещере, а ночью приходил к своему другу рыцарю Лихтенштайнскому в замок. Эта сталактитовая пещера действительно находится в пяти километрах от Лихтенштайна. Она глубокая, большая и невероятно красивая. Один огромного размера сталактит даже спилили, чтобы выставить в музее в Штутгарте, оставив на его месте пенек с расходящимися, как от брошенного в воду камня, радиусами. Там круглый год постоянная температура, и вполне возможно, что там можно укрыться и долго держать оборону, используя сложные естественные лабиринты. Есть даже место, которое обозначено как комната короля. Это такой уходящий вверх и в сторону от основного хода аппендикс, заканчивающийся уютной комнатой с камнем, похожим на кровать. Неподалеку есть еще другая пещера – Медвежья – немногим меньше. Но главное заключается в том, что ее название происходит из-за найденного там раненого медведя. Самое интересное: было установлено не только, что медведь ранен, но и, как утверждает экскурсовод, что этого медведя ранил именно лев. Все эти слухи тонко переплетаются в ткани какого-то общего мифа, получая свою легитимацию отчасти через проведенные научные экспертизы или на основании сомнительных доксографических источников.
Вильгельм изначально создавал коллекцию. Несмотря на свою в обоих случаях художественную этимологию, все же Людвиг Второй строил свой замок, для того чтобы в нем жить. Вильгельм изначально перестраивал замок исключительно как свою сентиментальную мечту, которую еще при жизни законсервировал в форму музея. По результатам своих многочисленных путешествий он привозил и с тщательностью собирал средневековое оружие и доспехи, привез каменные фигуры из потешного домика Людвига Вюртембергского, витражи монастыря Уршпринг и установил их в замковой католической часовне за алтарем, две картины Михаэля Вольгемута, который был учителем Альбрехта Дюрера и портрет которого он написал. Более того, Вильгельм заказал себе рыцарские доспехи, которые поставил в оружейном зале рядом с аутентичными экспонатами. Для своего времени герцог был огромного роста – метр девяносто три, и его доспехи возвышаются над остальными. В возрасте сорока шести лет он их надел и позировал для картины, которая теперь висит в Рыцарском зале. Все это висит рядом с коллекцией огнестрельного оружия, появление которого упразднило целый класс рыцарей. Так что иметь доспехи в то время – это примерно равносильно тому, как толпы современных офисных работников в выходные бегают по заброшенным фермам и играют в пейнтбол с пластмассовыми пистолетами.
Замок Лихтенштайн – это в большей степени музейная стилизация, коллекция уставшего после охоты аристократа. Он поднимается по навесному мосту через ров, отдает шляпу и верхнюю одежду слуге и с друзьями переходит в Оружейный зал, где показывает свое собрание. На стенах висят мечи, копья, шлемы, аркебузы, кремниевые пистолеты, рога для пороха. С особой гордостью он показывает длинный церемониальный средневековый меч, которым посвящали в рыцари. Рядом висит широкий и короткий судейский меч, которым отсекали голову. Чтобы развеселить гостей, он показывает огромное ружье, которое должны были обслуживать сразу два человека. В течение часа оно могло производить только два-три выстрела, и местные жители шутят, что именно поэтому тридцатилетняя война длилась так долго.
В смежной католической часовне все предметы являются произведениями искусства. Особая гордость – полотно «Успение Богородицы» , которому 460 лет, написанное так называемым Художником из замка Лихтенштайн.
Поднявшись по лестнице, оказываешься в Питейной комнате. Слева неуклюжим анахронизмом слегка возвышается кафедра, с которой должны читать проповеди и молиться, в то время как на стенах изображены сцены охоты и незамысловатые и ухарские призывные тосты, например, такой: «Выпьем же пива и вина больше, чем воды в Дунае и Рейне!» Над печкой на кожаных ремешках висит длинный узкий бокал из зеленого стекла – подарок Вильгельму в его рост. В него вмещается три бутылки шампанского. Его обслуживать должны уже три человека: один держит бокал, второй – пьет, третий – ловит второго, когда содержимое будет выпито. Дань рыцарской романтике – под бокалом расположен потайной ход, ведущий в долину Хонау.
Дальше идут Королевская и Эркерная комнаты, Рыцарский зал. Посмертные маски Наполеона, Гёте, Шиллера, Уланда, самого Вильгельма, портреты местных политических деятелей вроде герцога Эберхарда, объединившего вюртембергские земли, сидячая кровать XVII века и ящичек для швейных принадлежностей – шестнадцатого.
Таким образом, Лихтенштайн, как и Нойшванштайн, – это дом, где собирались жить и где жили. С той лишь разницей, что Вильгельм фон Урах оказался сейчас более понятным и словно предвидел весь XX век с его музеями и способностью интегрировать старину в непривычный для нее современный контекст. В этом смысле он оказался понятным и понятым. Он прожил долгую и счастливую жизнь; потомки сохранили родовой замок; разветвленное генеалогическое древо свидетельствует об их благополучной судьбе. Сохранились фотографии, картины, награды. В том числе есть орден Александра Невского «За Труды и Отечество» Екатерины I. И если Нойшванштайн – это памятник неосуществившемуся романтическому проекту, то Лихтенштайн – свидетельство того, как аристократия смогла интегрироваться в напрочь секуляризированную эпоху XX века.